с Асей. Только она и я. Не хочу тянуть в семью мелкие проблемы на работе. Лишние люди…
— Их нет! — с издёвкой хмыкнув, мгновенно отрезает. — По-твоему, мы лишние. Спасибо и на этом.
— Не надо. Я прошу вас. Она устала. Её физическое, да и психическое, состояние шатко и сомнительно. Хочу поговорить с женой. Только с ней. Поверь, пожалуйста, нам есть что обсудить, — «о чём поплакать» — об этом про себя вещаю, — для того, чтобы расставить все необходимые точки над i. Нам обоим нужно это время. Понимаешь? Мы будем рады всем гостям, но однозначно позже.
— Помощь требуется? — он, что, сейчас серьёзно?
— С чем? — сильно распахнув глаза, с раздражением шиплю.
— Мы, как твои друзья и коллеги, могли бы прорекламировать глубокоуважаемое начальство в твоём, естественно, лице. Придать твоей персоне ярких красок, поправить нимб над головой, почистить ангельские крылья. Не обижайся, но выглядите вы с женой забито. Ты…
— Всё? — отвожу от уха трубку.
— Нет-нет. Погоди-погоди. Да дослушай же ты. Алло, фух-фух, бо-о-о-о-сс? — теперь он истошно вопит и переходит на жуткий ультразвук.
— Прекрати! — бурчу. — Что ещё?
— Не хочешь, чтобы приезжали?
— Нет, — с застывшим взглядом, не моргая, отвечаю.
— Всё. Вопросов нет. Но с Юрьевыми нужно что-то делать.
— Твои предложения?
— Закроем их на время в тесной комнате. Нет-нет, да и прижмутся друг к другу. Не верю я в то, что вытворяет он, как и в то, что ей на это всё равно, фиолетово и плоскопараллельно. Типа наплевать! Ходил бы он с иголочки одетым, если бы эта стерва не следила за ним? Вот скажи…
«Пока!» — сбрасываю вызов, откидываю телефон и захожу в кабину, закрывая матовую створку за собой.
Вода, вода, вода… Острые капли — стремительный поток. Подставив под огромную душевую лейку лицо, раскрытым ртом ловлю крупные горошины, раскатав внутри, с большим комком глотаю и смеюсь.
Стонут ли мужчины? Стопроцентно нет! Чего я, спрашивается, прицепился к этому? И потом, не всё ли равно? Да или нет? Втемяшится в башку такое!
Жена стонала. Вот несколько минут назад, когда я губами трогал гладенький лобок. Закинув на плечо мне ногу, промежностью насаживалась на язык, при этом что-то несуразное шептала, трепеща ресницами, сжимала мои волосы, тянула и с корнем вырывала. А ведь мы с ней рискуем. Рискуем однозначно. Асе прописали половой покой. А её мотало, словно в этом мире бушевал циклон, будто что-то мощное нутро ей разрывало, раскрывая суть.
Расставив руки, упёршись ладонями в прохладный влажный кафель, направляю под струю затылок, шею, хребет и острые лопатки. Кожу опаляет свежий воздух, а ушей моих касается тихий возглас:
— Привет!
— Чёрт! — вздрогнув, утыкаюсь в стену лбом. — Ася, что такое? Ты меня напугала.
— Можно с тобой? — стоя за моей спиной, отвечает с читаемой опаской в кротком голосе.
— Всё нормально? — вполоборота обращаюсь.
— Да.
— Шов беспокоит? — напрягаю сухожилия, играю мышцами, сокращая бицепс. — Кровит? Нужна помощь? — стою спиной и к ней лицом не поворачиваюсь.
— Нет. С ним всё нормально.
— Что-то болит? В чём дело?
Если не ошибаюсь, она куняла на кровати, рукой водила по подушке, задевая мои волосы, пропускала через пальцы пряди, постанывала, когда я встречно прикасался и ластилась, когда подкатывалась ближе. Был вынужден её оставить, чтобы принять душ. Похоже, обманула, усыпила бдительность и неожиданно восстала, покинув царство спящих, чтобы в душевой кабине присоседиться ко мне.
— Повернись, пожалуйста, — прикасается к моей спине, оглаживает кожу, опускаясь ниже.
— Ася?
— Костя, повернись, — царапает ногтями поясницу.
Распущенные волосы, которые уже затронула вода, расправленные узкие плечи, раздающаяся на несмелом вдохе большая грудь, впалый живот, сильно выступающие рёбра над скрытой диафрагмой, продавленный пупок, эластичный бинт и светлый лейкопластырь — чёрт возьми, она обнажена. Забралась в кабину, потому как решила соблазнить, добить или получить добавки?
— Я повернулся. Что случилось? — смаргиваю несколько раз.
— Ничего, — глазами суетится по моей груди. Тормозит на каждой родинке, неспешно облизывает губы, затем прикусывает, стыдливо прячет взгляд и начинает опускаться на колени.
— Э-э-э, — я тоже приседаю, вцепляясь ей в предплечья. — Ася? — осторожно поднимаю. — Куда намылилась? Голова кружится? Что с тобой? Иди в кровать, я через пять минут приду.
— Хочу попробовать, — бормочет еле слышно и тут же добавляет, — пососать.
Охренеть!
— Попробовать? — а я, похоже, неожиданно утратил слух. Зачем-то фразы повторяю.
Какого чёрта я строю из себя придурка? Всё ведь ясно. Целый день на что-то в этом направлении намекал. Вот, видимо, и подоспела долгожданная ответка.
— Не издевайся, — цедит через зубы. — Я что-то не так сказала?
Всё так. К такой подаче информации нареканий нет, впрочем, как и возражений к возможному исполнению.
— И в мыслях не было. Злишься?
— Волнуюсь, — с придыханием шепчет.
— Ничего не выйдет, — а я мотаю головой и отхожу назад, пока не упираюсь жопой в стену. — Отойди, пожалуйста, — ей-богу, тяжело ведь контролировать наливающуюся кровью плоть.
— Почему?
— Ты волнуешься, напрягаешься, дёргаешься, нервничаешь. Ещё вопросы?
— Ты не хочешь? — Ася смахивает воду, то и дело попадающую ей на лицо.
— А ты? — прищурившись, жужжу.
— Да, — как будто неуверенно заявляет.
Декларирует своё желание, как тот несчастный, по чьей шее где-то всхлипывает заточенная французским экзекутором безбашенная гильотина.
— Цыплёнок? — выставляю ухо, прислушиваюсь к тому, что она ещё, возможно, скажет.
— Это мой первый раз! Дебют. Я всё еще девственница, Красов. Возиться не хочешь? — заметно повышает громкость и меняет тон — с кроткого на воинственный и агрессивный. — Нужно предоставить справки или какие-то документы? Зачем ты, Костя? Как надо? Можешь подсказать, потому как я ничего не соображаю.
То есть я и оказался виноват?
— Я доверяю тебе. Обойдусь!
— А?
— Справки не нужны. Но ты, — сейчас я обращаюсь в сторону, стараясь не смотреть на Асю, — ни хрена не соображаешь. Отключилась, да? Закрылась, отгородилась, решила отблагодарить, — резко возвращаюсь к ней лицом, — чтобы не быть должной? Так это не делается. Так не хочу!
— Костя, ты… Я…
— Всё идёт отсюда, синеглазка, — прикладываю крепко стиснутый кулак к своей груди, массирую собственную сиську, и пару раз стучу, выбивая из свистящих лёгких воздух. — Нельзя принуждать. В противном случае это будет обыкновенное насилие. Ты поняла? Всё ясно? Это будет пытка, Ася, или… Ну? Слышишь?
Или наказание! А у меня перед глазами встаёт почему-то именно сейчас одна мрачная картинка, связанная с прошлой нереальной жизнью. Я наблюдаю унижение, которому подверг бывшую жену, когда узнал о том, что она мне изменяет, что Юла гуляет и обслуживает телом грёбаного гада. Прекрасно помню, как сдавил ей плечи, выкрутил суставы и поставил на колени, затем втолкнул ей в глотку член и приказал
