перейти на этот совершенно новый для отряда способ питания людей. С переходом на собственное артельное довольствие ропот прекратился, так как чины отряда «питались сами», через своих выборных артельщиков, и поэтому, в случаях неудовольствия или неудовлетворенности, могли сами исправить положение.
Семейные чины отряда получали на руки деньги на довольствие и столовались дома, получив разрешение уходить домой для обеда и ужина (если в это время не бывали на службе) или приносить пищу с собой, но есть ее обязательно только в столовой отряда. Поездки семейных домой, в штатском платье, стоили очень дорого, так как бесплатно чины полиции могли пользоваться трамваями и автобусами, только будучи в форме. Отпуска же в форме были запрещены. Поэтому начальник отряда возбудил ходатайство перед штабом полиции (через Суказаки) и получил разрешение отпускать семейных домой в форме.
К июню месяцу 1944 г. японцы добились того, что правительство Ван Чинвея получило в свои руки бывшую Французскую Концессию. Русский отряд на Французской Концессии, носивший в то время наименование «5-го Отряда Обще-Полицейского корпуса», получил приказание влиться в состав нашего «4-го Отряда».
Вначале этот приказ вызвал сильное «брожение умов» в бывшем Французском отряде, так как они еще помнили строгую дисциплину Русского полка Ш.В.К., помнили усиленные строевые занятия, которые были обычным явлением в этой блестящей воинской части, и абсолютный порядок, требовавшийся в полковой казарме. Вспомнили они, конечно, и то, что во Французском отряде они получали большее жалованье, чем чины полка на Сеттльменте, а служба у них была гораздо легче, чем в полку.
Но скоро, однако, здравый смысл и обстановка убедили их, что иного выхода не было: найти службу или работу в Шанхае в то время было совершенно невозможно, 4-й же отряд (бывший Русский полк) имел все еще свое отлично налаженное отрядное хозяйство, дававшее возможность его чинам не голодать и поддерживать свои семьи. Офицерам бывшего Французского отряда также было предложено перейти в 4-й отряд, сохраняя свои ранги. 4 июля 1944 г. «бывшие французы» перешли в казармы нашего отряда на Рейс-Корсе. Они перешли в составе 9 офицеров и 221 чинов, доведя общую численность нашего 4-го отряда до 21 офицера (включая врача) и 437 прочих чинов.
Первый месяц службы для «французов» считался испытательным, и они имели право, по истечении этого месяца, уволиться со службы, если она их не удовлетворяла. К чести «бывших французов» нужно сказать, что огромное большинство из них осталось служить с нами, не убоявшись строгостей (жалкие остатки прежней дисциплины Русского полка!!) и порядков, существовавших у нас. Из бывших же офицеров Французского отряда у нас на службе остались лишь трое: лейтенант И.В. Киборт{148}, лейтенант Ведерников и лейтенант Шрейдер, прослужившие с нами почти до конца существования отряда.
По давно заведенному командиром полка правилу, каждый из офицеров, помимо своих прямых служебных обязанностей, нес еще и дополнительные обязанности по заведыванию и наблюдению за одним из отделов собственного отрядного хозяйства, и офицеры-«французы», конечно, тоже были привлечены к этой работе, много способствуя успеху ведения этого хозяйства в тяжелые дни и месяцы перед окончанием войны.
С августа 1944 г. налеты американской авиации сделались почти ежедневными: они прилетали и днем и ночью, и нам из нашей казармы, выходившей одной своей стороной на огромное незастроенное поле Рейс-Корса, видны были в небе их блестевшие на солнце бомбовозы и слышался гул их мощных моторов. Обычно через несколько минут после того, как они пролетали над Рейс-Корсом, слышались взрывы сброшенных ими бомб, а потом эскадрильи возвращались обратно, иногда выписывая на небе букву «V» («ви») дымовым следом – «виктори» (победа) было значение этой буквы. Налетчики, по-видимому, хотели дать знать европейцам, застрявшим в Шанхае, что победа над японцами уже близка.
Японцы усиленно обучали китайское население (через Пао-чиа) мерам предохранения при воздушных налетах, оказанию медицинской помощи пострадавшим и тушению пожаров, вспыхивавших на месте взрыва бомбы. Специальная команда в составе трех офицеров и десяти чинов отряда обучала всей этой «премудрости» чинов Пао-чиа, а они, в свою очередь, учили мирное население города.
Подвальные этажи зданий, кирпичные городские общественные уборные и другие подходящие постройки с помощью мешков с песком превращались в «бомбоубежища», а вдоль тротуаров улиц прорыты были узкие, глубокие канавы-траншеи, в которых можно было укрыться от осколков бомб и снарядов. Население готовилось к тому, чтобы нести как можно меньше потерь в случае сильных налетов или боя под стенами и в стенах города. Об этом уже носились грозные слухи – «японцы будут драться в Шанхае до последнего солдата».
Отпуска для чинов отряда уменьшались все больше и больше, так как отряд обязан был иметь постоянно наготове чуть ли не 50 % своего состава на случай вызова по тревоге к месту разрушений или пожаров. Уходившие в отпуск чины отряда получали инструкции в случае налета немедленно возвращаться в свои казармы или идти на ближайшую полицейскую станцию, где поступать в распоряжение начальника или дежурного по станции. Исключению из этого правила подлежали только лишь те, кто находился в «реет дэй», т. е. имел законный полный день отдыха.
При каждом сигнале сирены «воздушный налет» старший из офицеров в казарме отряда на Рейс-Корсе обязан был немедленно рапортовать по телефону в штаб полиции о силе наличного состава команды, готовой к вызову по тревоге. И без того тяжелая служба чинов отряда сделалась еще и нервной: уходя домой на обед или ужин или в отпуск, ни один офицер отряда не имел возможности заранее располагать своим временем, и всегда был начеку, готовый к возвращению в казармы по первому сигналу сирены.
Мне не раз пришлось испытать это «удовольствие» ночью, когда, быстро одевшись в неосвещенной комнате, я должен был в полнейшей темноте ехать на велосипеде по Бабблинг Уэлл род из своей квартиры на Хар дун род в расположение казармы на Рейс-Корсе. Я чувствовал, что улица «шевелилась», но, только или дойдя, или подъехав вплотную, можно было разобраться, с кем встретился: с человеком или машиной. Специальная повязка на рукав (белые с вышитыми на них красными трафаретами-иероглифами) давали нам, офицерам отряда, право движения по улице даже во время налетов, в то время как остальное население обязано было в это время сидеть по домам или в бомбоубежищах и не выходить на улицу до сигнала «отбой».
Наша казарма привыкла постепенно к этой жизни, и в ее затемненных помещениях люди мирно спали, играли в карты, шашки или шахматы, просто разговаривали, гадая, «когда же все это кончится?» и «вызовут ли сегодня или обойдутся без нас и можно будет спокойно поспать ночью?».
