к перилам, в тени деревьев, чтобы ее заметили как можно позже.
– Откуда здесь перевозчик? – спросил король.
– Еще до того, как отправиться к тебе, я отдал приказ своему мальчику-рабу, а он передал его дальше. Лодочник – мой проверенный человек. Спускайся, Элгориан. Нам надо торопиться! Тебя уже ищут!
Обеспокоенный король перебрался через балкон, взявшись за веревку, и спустился в воду. К нему тут же аккуратно подгреб лодочник, отталкиваясь от береговых камней веслом, подал старую морщинистую руку. Элгориан схватился за нее, потом за борт, поднялся. Обернувшись, Юлиан еще некоторое время наблюдал черный-пречерный сад, и, когда он уже ловко заскользил вниз, быстро перебирая руками, ему на миг показалось, будто дверь в сад заскрипела.
Старик сел на весла. Лодка поплыла по течению.
Укутавшись в поданный ему плащ, король водрузился на корме и угрюмо разглядывал реку, ежеминутно трезвея. Ночь была красива, но до чего же страшна. Как зловеще светила луна, как неподвижно мерцали вдоль берега огни поселений, и все это юному Элгориану не нравилось, отчего он опустил свои карие глаза ко дну лодки. Между тем Юлиан снял золотую маску и выбросил ее, наблюдая, как она скрылась в темных водах под блестящей гладью.
– Куда дальше, дядька?
Юлиан не ответил.
– В какое поселение мы плывем? – повторил Элгориан.
– Увидишь…
– И правда, куда грести-то? – спросил сморщившийся лодочник, и из-под плаща высунулись его сухие руки.
– Греби, старик, вот к тому берегу, – только и сказал Юлиан.
– Как скажете, – старик кивнул.
А потом снова произошло то, что удивило короля. Его дядька вдруг обхватил шею перевозчика, сдавил, словно тисками. Вскоре слегка придушенный лодочник – сморщенный старик с отсутствующими клыками, но жилистыми руками – уже валялся на дне лодки. Юлиан быстро связал ему руки и залил в глотку снотворное душичное зелье из пузырька, который предусмотрительно носил под пелериной, поскольку яды ему использовать запрещалось. Затем он сам торопливо сел за весла, направив лодку дальше по течению, к совершенно противоположному берегу, нежели показывал изначально.
– Дядька, да что с тобой?! – воскликнул юноша. – Зачем ты кидаешься на всех, как зверь?
– Так надо. Лодочнику нет доверия.
– Но ты сам сказал, что доверяешь ему!..
– Он и правда преданный вампир, которого я выкупил с мясного рынка, чтобы он служил мне оставшуюся жизнь. Но в нынешней ситуации никому не дозволено знать, куда мы отправляемся. Верить можно только себе, Элгориан. Особенно теперь.
Юлиан вздохнул. Лодочника нельзя было топить. А потом он заметил, что вдалеке, где темнели очертания обрывистого холма, на котором взгромоздился дворец, загорелось множество огней. Значит, короля хватились… Значит, не так уж много у них времени, думал тревожно веномансер. Сердце его застучало. Он глядел то на спящего старика, то на дрожащего смуглолицего короля, который растерянно оглядывался. Как так случилось, что он, Владыка владык, покоритель горизонтов, воплощение величия, сидел сейчас в утлой, пропахшей рыбой лодчонке? Куда его везут? Что произойдет, когда все королевство узнает о его исчезновении?
Юлиан нахмурился, видя, что хмель окончательно покинул короля и тот, вероятно, размышляет о происходящем.
– Дядька…
– Нельзя, – качнул головой Юлиан.
– Ты же знаешь, что случится, когда меня хватятся.
Его соратник промолчал.
– Дядька, поверни лодку! – не выдержал король, понимая, что натворил. – Ради всех богов мудрости, не могу я это все бросить, понимаешь? Если ты меня затаишь, даже за этот недолгий срок, пока твои люди устранят заговорщиков, все может быть разрушено. «Анка растет веками, а сгорает дотла за миг»! Все, что мы строили, дядька, сгорит только лишь из-за моего временного отсутствия. Нельзя так, не могу я бросить свое королевство. Поворачивай! Это приказ!
Но ему не подчинились. С горестным видом Юлиан продолжал грести и глядел то на холмистые берега, то на лодочника, то на тихую воду, лишь бы не встречаться глазами с юношей, красивым, ловким, уже имевшим собственных детей. Однако перед его мысленным взором до сих пор стоял образ того потерянного ребенка, который боялся, что его снова предадут. И от этого Юлиан греб и греб дальше, не в силах противиться самому себе… Ну а Элгориан продолжал настаивать, что нужно вернуться. В нем сейчас отчаянно боролись правитель и мальчик, который все еще целиком зависел от своего воспитателя. Дядька был для него единственным во дворце, кого он любил и безотказно слушался. Поэтому на лице юноши отражались и детское смятение, и взрослый затаенный гнев, и растерянность, – и он тщетно пытался совладать с ними. Наученный Гусаабом многим премудростям, он понимал, что о нем пекутся, но все равно пытался вызнать детали… Ему казалось, что ему не раскрывают всей сути происходящего, что он не знает чего-то важного. Однако Юлиан Ралмантон отнекивался, ссылаясь исключительно на заговор, и, надо заметить, у него это получалось.
Наконец они пристали к шуршащим камышам.
Король вылез на берег, и Юлиан, выбросив из лодки весла и оставив в ней связанного старика, оттолкнул ее так, чтобы ту медленно развернуло и понесло дальше. Затем он повел своего подопечного, надежно укрытого дорожным плащом, к свету далеких зданий.
На постоялом дворе они взяли заранее подготовленные для них вещи, еду и отправились в примыкающие светлые конюшни. Оттуда они уже верхом доберутся до одного из маленьких поселений недалеко от Элегиара. Там им предстоит выждать. Рычаги, использованные веномансером, должны прийти в движение и заново устранить древнего демона, которому все равно придется занять трон, чтобы унять волнения, и придется защитить Каргону с ее детьми, чтобы не оборвать их священный род. Юлиан не был уверен в том, что у него все получится, но он рассчитывал, что Элгориана не найдут так скоро.
Однако порой случается в жизни череда событий, когда злосчастья следуют друг за другом…
Спустя полчаса старый перевозчик очнулся, попытался подняться в качающейся на воде безвесельной лодке. У него это не вышло. Оглядевшись мутным взором, чувствуя на руках тугие путы, он кое-как перевернулся на живот. С губ его потянулась нитью слюна, и сморщенное лицо исказилось от удушливой боли. А вот его глаза… Глаза у него загорелись многовековым огнем. В конце концов, тяжело изогнувшись, лодочник перевалился всем телом через борт накренившейся лодки. Темные воды сомкнулись над его головой.
* * *
Юлиан готовил лошадь к ближайшей дороге. Поправляя подпругу, он вдыхал запахи сена, кожи и прислушивался, изредка кидая взгляды на юного короля. Тот продолжал хмуриться, и веномансер чувствовал, что сомнения в Элгориане растут тем сильнее, чем дальше они отъезжают от города.
Стояла глубокая ночь. Лунный свет лился между деревянными опорами. Качались фонари от едва уловимого ветерка.
Когда лошади все как один вдруг встрепенулись от необъяснимого ужаса, который влетел вместе с новым порывом, Юлиан
