силы. Тош, хватит экспериментов на сегодня. И сними с себя защиту, я свою сняла. Страшно становится от осознания, во что мы можем превратиться.
- Нет ничего проще. Я уже раза два включал защиту и выключал. Ты, между прочим, этого не заметила, потому что запитывала общий контрур на себе. Лишнее доказательство, что в случае выхода из строя одного из нас, другой сможет продолжать держать оборону.
- Ты нахальный тип, эксперементатор хренов. А сказать об этом трудно было? Вот не можешь никак угомониться. Антон, не заставляй меня усомниться в твоей прагматичности и разумности. Жаль будет, если на четвёртом десятке лет между нами появится полоса непонимания.
- Если сама этого не захочешь, не появится. Я не для себя провожу эти эксперименты, для НАС. Об этом не задумалась? Ведь если всё получится, мы в клинике сможем вообще не затрачивать собственные силы, пользуясь эергией, что разлита вокруг нас. И не будем вечерами приходить домой в виде зомби. Понимаешь новые возможности? Если не устали сегодня, израсходовав невообразимую массу энергии, то отуда её черпали? Подумай, малыш и не считай меня отморозком и дуралеем. Может я такой и есть, но лишь совсем чуть-чуть. Мне, от сознания, что могу в полном смысле горы свернуть, становится радостно и… страшно. А всё потому, родная, что наши выявленные возможности нужно держать глубоко-глубоко внутри. Полагаю, случай с Юлей должен быть первым и последним непродуманным шагом. Иначе у нас не будет нормальной жизни. Всем захочется жить вечно и всегда быть здоровыми. А мы обеспечить ВСЕХ сможем? Нет. Значит что? Одно - на нас будет объявлена ОХОТА. Слово большими буквами. И стремиться заполучить нас будут абсолютно все. В первую очередь, думаю, не столь забугорные деятели, как наши соотечественники. Если не для себя лично, то заработать бабла на этом постарются все…
- В кои-то века с тобой полностью согласна. Боюсь только, если за нами сегодня наблюдали, а уверена, что глаз не спускали, узнав кто мы такие, могут возникнуть трудности с возвращением домой. Что сможем предпринять? Уничтожить всех, кто здесь живёт, служит Создателю? А дальше? Жить на одиноком острове посреди океана, будучи изолированными от всех? Такое ведь организовать проще простого – обходить этот клочок суши по большой дуге. И всё…
- Тогда мы повалим все деревья на этом островке и сделаем огромный плот. И понесёт он нас по морю-океану к людям. Если не они к нам, то мы к ним заявимся. Захватим заложников и потребуем нас вернуть.
- Тебя понесло, фантазёр. Ладно, пьём чай, наверняка уже заварился, и спать. Утро вечера мудреннее…
- Ты права. Не обижайся на моё предложение, но давай сегодня спать в защите. Она вроде стала вообще неосязаема, как вторая кожа. Лишь иногда вижу мерцание вокруг нас на расстоянии метра, хотя, когда мы рядом, вообще её не чувствую. Попробуем?
- Ладно, попробуем. Но если не проснусь утром от истощения или умру от него, знай – уши у тебя будут красными и больше раза три, чем сейчас. Понял?
- Дурилка ты. Да я…
- Да я, да ты… Всё, братик, утомил. Я спать. Чай был классным, но спать хочется больше, чем болтать с тобой. Утром, как проснусь, бегу купаться. Там делаю зарядку, ну и всё остальное. Ты как хочешь.
- А если аборигены на тебя нападут? А если их будет множество? И все такие красивые-прекрасивые?
- Ничего не останется, как сдаться в плен на милость победителям. Авось не вернут брату, оставят у себя.
- Вот значит как? Я ведь могу обидеться.
- Обижайся. Всё, хрю-хрю…
Арина залезла в палатку, пошуршала там с полминуты и вскоре до парня донеслось ровное сопение сестры.
- «Какая же ты…» - Антон сидел у костра, бездумно глядя в угасающее пламя. – «Выдать бы тебя быстрее замуж за достойного человека, да отдохнуть от постоянной опёки, а то через минуту - «Антон, не смей. Антон, так нельзя. Антон, а что люди скажут»… Хотя о чём я? Знаю, если кто обидит, башку в миг оторву, не взирая - муж, не муж. Да… Есть над чем подумать в ближайшее время… Хотя... в первую очередь надо бы разобраться с собственной головой, а уж потом…»
Закидав песком тлеющие угли, Антон залез в палатку. Закрыл молнию и тихонько примостился в уголке, стараясь не потревожить сон сестры. Посмотрел на её умиротворённое лицо и почувствовал безграничную нежность к той, кто была счастьем его жизни. Попытался вспомнить лицо Мары (времени прошло много, стало забываться). Поулчилось с трудом. Сравнил и понял, что чужое есть чужое. Осталось, правда, с чем не хотел окончательно расставаться, до сих пор сохраняя частичку теплоту в глубине души, разумом понимая, что это лишь фантом… момент прикосновения нежных губ, когда он едва не задохнулся… Но это именно что БЫЛО, не есть. И сестре ни разу не признался и никогда не скажет, что до сих пор в сердце осталась та, на которую уже не держал обиды, простив со временем, понимая, что не её вина была в том, что…
- «Всё. Хватит себя терзать. Надо жить сегодняшним днём, не воспоминаниями. «Что будет то и будет, пускай судьба рассудит», как пел Андрей Миронов. Точные слова. Вот пусть судьба и рассудит – даст возможность быть вместе с Марой – хорошо, а нет, так, в самом деле, вокруг множество достойных девушек. Надо лишь поумерить критерии отбора, да чуток стать повнимательнее к окружающим. Тогда и… И всё же сначала надо устроить жизнь сестрёнки, потом можно и самому где-нибудь к кому-нибудь приткнуться… Сейчас спать. Как там мама с папой? Они не «волнутся», скорее изводят себя и других. А вот кому не позавидую точно, так отцу Мары. Даже жаль его. Старый уже, а тут такое...»
Антон и не заметил, как уснул. Спокойно, без сновидений.
Ничего не мешало их сну, мир замер в ночной тишине. Лишь вокруг палатки по поверхности невидимого «пузыря» иногда пробегали всполохи фиолетового пламени.
Глава 17.
Патовая ситуация.
