иное, как отражение Пс. 21 и Ис. 50, 7, и справедливо замечает касательно предположения о вставках: «Христианский автор вставок был поистине на редкость осторожен: он не только ни разу не упоминает Иисуса, но даже там, где он говорит о нем или заставляет его говорить, он более держится иудейских источников, не приводя ни одной строки из текста нового завета». (Цит. соч. стр. 213).
27
Впрочем, некоторым теологам, по-видимому, от приведенных стихов становится не совсем хорошо. Так, Spitt отрицает, что распростирание рук относится к кресту, но хочет видеть в этом указание на дерево, которое простирает свои ветви к небу(!). Harnack, напротив того, пишет: «Подразумеваться может только крест, ибо «приподнятое дерево» можно сравнить с распростертыми руками только в том случае, если оно снабжено поперечиной». Так как он считает «Оды» в их основе дохристианским и иудейским произведением, то, естественно, в приведенных стихах он может видеть только христианскую вставку. «Можно ли, — спрашивает он, — с надеждою на успех попытаться доказать, что символика креста уже существовала где-либо прежде в иудействе? Основываться на древнейшей экзотерической символике креста я считаю недопустимым». (Цит. соч., 60). Почему? Не потому ли, что от этого «оказалась бы под величайшей угрозой историчность Иисуса».
28
Гарнак думает о храме Озириса в Леонтополе, который должен был служить делу объединения веры египетских иудеев.
29
Немецкое «Gottesliebe» имеющее, подобно латинскому «amor dei», двоякий смысл, нам пришлось перевести: «боголюбовь».
30
В основе этого представления о соблазнении Евы змием и о ее любодеянии с сатаною лежат также астральные явления. Ева — это, как обнаружил Dupuis, созвездие девы. Когда оно опускается под горизонт, за ним следом идет осенняя змея, в то время какБоотес, астральный представитель Адама, еще долго остается над горизонтом и исчезает лишь к полночи. Все три названные созвездия находятся на осенней ветви Млечного пути, восхождение которой по утрам означает время, когда природа дарит сври зрелые плоды, и которая отделяет летнюю область неба от зимней, почему в сказании о рае она выступает как «древо познания добра и зла». Но вот начинается темное, нехорошее, зимнее время года. Это то время, Когда дева и змея вечером опускаются вместе с солнцем под горизонт, между тем как супруг Евы остается над горизонтом. Отсюда могло образоваться представление, что любодеяние Евы со змием послужило причиною ухудшения мира, т. е» собственно, перехода от лета к зиме. (См. «Der Sternhimmel», табл. IV и V).
31
Таким образом падает утверждение Alb. Schweitzer’a в его «Gesch. d. Paul. Forschung», стр. 37, что Павел, хотя ему важно было прежде всего доказать мессианство распятого Иисуса, никогда не пользуется при этом теми местами Ис. 53, где говорится о страдающем отроке божием.
32
По древнеиндусскому представлению, при жертвенной трапезе черты земного и небесного Сомы переплетаются, и при торжественном вкушении напитка Сомы жрецом вкушается сам лунный бог Сома. Так и гностик пьет как бы из «лунной чаши»; вино, по его представлению, превращается в «жизненный сок», в «кровь» культового бога, и верующий наслаждается тою небесною жидкостью, которую индус эпохи Вед предполагал содержащейся в луне. И точно так же хлеб только потому считается «телом» господа, что он дает выражение такой же связи земного предмета с небесным. Луна есть чаша, полная сомы; она наполнена оживляющей небесной водой, и последняя тем легче могла быть истолкована как кровь, что ведь кровь во всей древности понималась как носительница жизни и видимая заместительница души. Но луна, как производящее влажность, плодоносящее и питающее светило, есть вместе с тем и небесный хлеб, и в качестве такового она может быть вкушаема верующим в сакраментальной пище как тело его бога, с таким же основанием, с каким он через питие жертвенной чаши инкорпорирует в себя кровь спасителя. Как луна разделяется невидимою рукою и все же в каждой из этих частей остается цельной, так и участники гностической культовой трапезы вкушают всего бога, хотя каждый из них съедает только часть преломленного хлеба, и все они с ним внутренне связываются в одно тело божие. Такие и подобные мысли предносились, по-видимому, и Павлу или его общине при установлении господней трапезы, хотя, конечно, со многими видоизменениями; ведь, например, связывание вина с кровью христовой заключало в себе намек не только на оживляющее и одушевляющее действие «жизненного сока», но и на смерть мессии, и тем самым давало выражение идее жертвы и искупления. Сравни ко всему сказанному и мой труд: Die Chrystusmythe, 1, 89 и сл.
33
Это выражение восходит к Осии 1, 10 (также Второзак. 14, 1), где сказано, что во время спасения благочестивые израильтяне будут называться «сынами бога живого».
34
Здесь тоже просвечивает первоначально астральный характер всего этого гносиса. Ибо те скрытые на небе тайны (1 Кор. 2, 7; 13, 2), разгадывание которых принадлежит к дарам духа и о важнейшем из которых в Посл. к римл. 14, 25 сл. говорится, что о ней от вечных времен было умолчено, но что она ныне, явлена, и чрез писания пророческие, по повелению вечного бога, возвещена всем народам для покорения их вере, — эти тайны несомненно касаются расположения созвездий по отношению друг к другу и к солнцу, откуда знающий или посвященный может вывести заключение о божественном начертании плана мира. Приведенные слова Послания к римлянам снова заставляют нас вспомнить прежде всего крест, в связи с которым была посрамлена мудрость демонов. В качестве зимних звезд последние приняли крест за символ смерти, посредством которой они во время осеннего равноденствия низвергли «величие господне». Но посвященный богом знает, на основании выше приведенных пророческих мест, трактующих о смерти искупителя, главным образом, главы 53 Исайи, что крест как весенний крест, одновременно является и символом новой жизни, спасения от зимней власти тьмы, и черпает отсюда уверенность в своем собственном спасении.
35
Это место послужило, как известно, церкви правовым основанием для еретических процессов и распространения инквизиции и в чрезвычайной мере содействовало разжиганию религиозного фанатизма и умножению умышленно вызванных во всем мире страданий.
36
«Жало смерти» — астральный образ, относящийся к созвездию Скорпиона, эмблеме
