Через мгновение один уже лежал, согнувшись, на земле с раскинутыми руками.
Том взмахнул ногой, словно серпом, и рухнул второй охранник. У последнего оставалось время на то, чтобы вскинуть оружие, но снизу примчался острый, как игла, луч, и охранник упал.
Зашипели другие гразеры, отыскивая Тома огненными пальцами, но он уже затаился среди скульптур, скрывавшихся в полутьме у стены.
Лучи исчезли — охранники перенесли огонь на присутствующих в зале.
Но Том не смотрел вниз, и у него для этого имелось целых две причины: нельзя было тратить ни секунды, и лицо его могло быть замечено на фоне теней.
Путь выглядел не слишком удобным — выступающие вперед декоративные металлические пластинки свисали повсюду, словно скульптуры подверглись пытке. К тому же приходилось петлять в поисках затененных мест. У него было уже с десяток порезов, по лбу струилась кровь.
Впрочем, это не имеет значения. А вот рука влажная от пота. И если рука Сильваны выскользнет, это будет означать для нее смерть.
Он бежал уже по горизонтальной поверхности, и в сотнях метров от него был хрустальный пол и все эти люди, и он перелез на металлическое кольцо. И остановился.
Перед ним сверкала серебристая мембрана метров десяти в диаметре.
— Проклятие! — сказал он вслух. — Застрял.
* * *
«Дождись момента, когда тебя постигнет полное разочарование, — говорил какой-то древний земной философ, — и насладись им, так как оно предшествует просветлению».
Том ждал, но времени было немного. А просветлением и не пахло!..
В сотне метров внизу от него висело переплетенное распятие. Там развевались светлые волосы — пока еще с Сильваной все в порядке, — но она находилась не прямо под ним, и в этом заключалась проблема.
«Что же тебя там задерживает, Кордувен?» — подумал он.
Положение становилось безвыходным.
Найдя хорошие опоры, Том зацепился за них обеими ногами, свесился вниз головой и потряс рукой, чтобы немного снять напряжение. Кровь прилила к голове.
Черт, крест висит неподвижно! Замешкались они там или все погибли?.. Почему до сих пор не захватили пульт управления левитационным полем?..
Опускающийся крест сразу бы вызвал подозрение у охраны, поэтому они собирались поднять его. Это в какой-то степени защитит Тома, пока он будет освобождать Сильвану.
Но теперь и это становилось проблематичным, потому что из-за мембраны он не мог достичь самой верхней точки потолка, куда бы поднялся крест.
Да, планы вечно остаются просто планами… Конечно, он сможет рассчитать прыжок и оттолкнуться от опоры, но это бессмысленно, потому что нет никакой надежды на то, что он выживет после такого удара. Бросив себя на распятие, он не принесет никакой пользы Сильване, просто превратится вместе с нею в кровавое месиво.
Да, планы — просто интеллектуальные упражнения, голая теория.
Надо продолжать отрабатывать все известные возможности, чтобы занять сознание, тогда истинную работу проделает подсознание и на поверхность всплывут неизвестные возможности…
Что-то черное возникло рядом, и он далеко не сразу понял, что это.
* * *
«Чувствуешь ли ты боль?» — спрашивал он мысленно. Оно не отвечало.
Оно текло, как жидкость. Когда Том поднял руку, оно охватило его плечо, сильно сжало.
«Ты чувствуешь боль, мой друг?»
— Я готов!
«Будем спускаться!»
Вокруг опять пылало голубое пламя.
Том с трудом подавил стон — висящий на груди талисман обжигал до боли. Зато теперь он мог отпустить опору и начать спуск.
— Вперед, — сказал он себе и повис на бездной. Предплечье было схвачено сочащейся чернотой, как удавкой. Или как страховочной веревкой… Спуск начался. Жеребенок горел на груди, а спину холодил пот.
«Какие же силы я разбудил?» — подумал Том. И улыбнулся.
Потому что наконец понял свою ошибку. Потому что давно мог воспользоваться своим кристаллом. Сила кристалла была доступна ему и вполне достаточна.
Дворец представлял собой сотни кубических километров пространства, и в нем простиралось невообразимое количество фемтоволокон. Его артериями были коридоры и туннели, а огромные залы и пещеры — желудочками его сердца.
Но Том никогда не подозревал об этом, никогда не подозревал.
И все эти артерии и желудочки принизывала структура, которая была в сто миллиардов раз больше размера человеческого мозга, а первичные мыслительные элементы ее были в миллион раз меньше нейронов…
— Спасибо, — прошептал Том, обращаясь к существу, чьи возможности были на двадцать девять порядков выше, чем у человеческого мозга.
И оно стало сжимать его слабее.
* * *
Балансируя на кресте, Том сдвинул магнитные зажимы и освободил правое запястье Сильваны. Ее рука непроизвольно дернулась вверх и сильно ударила Тома в пах.
«Извини, Том» — сказали ее глаза.
А перед его глазами поплыли пятна, подкатилась тошнота. И он едва не рассмеялся этакой неожиданности ее первого прикосновения.
А впрочем, не надо истерик.
Сильвана уже сама попыталась сдвинуть магнитный зажим, но рука ее слишком сильно дрожала. Она наверняка чувствовала боль от притока крови в затекшую руку, однако не издала ни звука.
Том высвободил ее левую руку, затем шею, снял путы с талии.
Посмотрел вверх. Черное щупальце змеей уползло к потолку и исчезло.
Мысли Тома на мгновение обратились ко дворцу.
Разве кто-нибудь когда-нибудь спрашивал его: тебе больно? А ведь боль — это неотъемлемая часть нейронных структур…
— Что теперь? — спросила спокойно Сильвана.
Сбоку что-то сверкнуло.
Один из судей спустился на левит-диске посмотреть, что происходит, и Том увидел перед носом ствол гразера.
Еще он успел заметить побелевшие от напряжения пальцы, уже коснувшиеся курка, и… Но тут, пораженные, они узнали друг друга, и Арланна замерла.
* * *
Будь у него побольше времени, он исследовал бы возможности дворца. А может быть, в этом и не было никакой необходимости… Но в любом случае сейчас не до того.
Сейчас ему требовалась сила воли.
Прошли годы, когда последний раз ему были введены фемтоциты, но знания остались, сохранилась самообладание. Сконцентрировавшись — так веером раздувают пламя из мельчайшей искры, — он стал погружаться в логотропный транс.
Думать было трудно, но он вспоминал: чувства Карин, убежденность Ро. И отчаянно пытался удержать эти воспоминания в своем сознании.