и достали, точнее, через его кормилицу. Не так много было баб с молоком, а одна тварь продалась. Она давно жила в баронстве, но в замок устроиться служанкой не могла, а тут такой случай — мать помирает, а еле живой младенец есть просит…
По-настоящему пугало меня другое. Антеро, вне своего обыкновения, постоянно смеялся. Сколько я его знал, он всегда был хмурым. Если до кого не дошло или ему повезло не встречаться с подобными случаями, поясню. У ветеранов есть такие моменты, они отмечают, что люди чувствуют свою смерть. Есть два типа поведения: одни уходят в себя и молчат, а вторые смеются по малейшему поводу и без причины. Антеро — молчун и вечно хмурый тип, а вёл себя, как… Я не дам тебе умереть, старик…
* * *
Стена. А что стена?! Стена как стена. Это полкилометра. Это часовые на ней и два лагеря рядом на случай штурма. Стена — это стена. По горам не обойти, прямо не проехать…
На камне стоят плошки с водой на случай подкопов. Местные уверяли, что под стеной скала, и подкопаться — это себе все руки стереть, но всё же плошки не убирали…
Пустые лица, пустое месиво, пустое звание — барон, не подтверждённый королём. Я, может, хотел сказать что-то обнадёживающее, и, более того, даже обязан был. Но что?! Впрочем, ничего лишнего говорить не пришлось. Не успели мы приехать и толком осмотреться, как граф сам подтолкнул меня к действиям.
— Сэр Ваден, там опять посланник от графа, — такими словами кто-то отвлёк меня от моих мыслей.
Вот сука! Я для него не барон, а сэр Ваден. Значит, не верит в меня.
— Кто и где? Почему опять? Что ему нужно?
— У ворот. Он каждый день навещает. Говорит, чтобы его пропустили. Что он… как его… парламентёр… Хочет условия нашей сдачи со старшими решать…
— Впускайте, но только его одного…
* * *
— Я барон… — начал посланник.
— Мне похрен, как тебя зовут! Что сказать хотел? — ответил я, прервав барона какого-то.
— Его светлость…
— Ещё короче!
— Сдавайся, щенок, мой сюзерен обещает…
— Элба! — прервал я патетику барона. — Элба! Где ты?!
— Я тут, мой барон! — отрапортовал старик, как будто не он меня гонял по двору замка, а я его. Переигрываешь, дед, баронству сейчас не это надо…
— Я слабо разбираюсь в законах. Что там по ним?! Как понимаю, пока я не вступил в наследование, действуют законы моего отца?
— Так точно, мой барон! — рапортовал мастер, показывая усердие.
— Элба, что говорил мой отец насчёт парламентёров?! Я не помню?! Что он там обещал?!
— Ваша милость, он обещал, что повесит любого, кто явится к нему!
— Я не понял! — показательно заорал я на него. — Мой отец велел всех вешать, а этот ко мне является и что-то требует!
Мои крики привлекли всеобщее внимание. До посланника постепенно начало доходить, что его ждёт.
— Ты не посмеешь! — прошипел неизвестный мне барон.
— Я ещё щенок, а не барон, и не мне отменять волю моего отца! — как отрезал я.
— Солдаты, завтра вас убьют! Нас больше! С нами маг! Ваша смерть — это дело времени! Убейте бастарда! Тому награда! — начал вопить посланник, пока молчаливый Гевур не пробил ему с ноги в лицо.
Ей-богу, я не ожидал такой растяжки мире, что не знает карате. Я кивнул с одобрением. Он — бывший вор и потому знает, когда надо заставить замолчать клиента…
А дальше я сказал, брякнув сгоряча фразу, которая войдёт в историю:
— Самый лучший голубь мира — это ястреб войны с подрезанными крыльями! Элба?!
— Я не понял! — начал орать в лучших традициях сержантов и десятников старик. — Барон сказал вешать, и чего вы стоите?!
Парламентёра подхватили под руки. Он ещё пытался отбиваться, но даже меча не сумел вытащить. Получил в зубы ещё раз и был скручен.
— Где вешать, ваша милость? — спросил меня не кто-нибудь, а тот, кто ещё десять минут назад обращался ко мне «сэр Ваден», а не «ваша милость» или «господин барон».
— Как тебя зовут?
— Хелми! Ваша милость! — проорал тот, кто ещё недавно на меня чуть ли не хрен клал.
— Хелми! Где мой отец велел вешать парламентёров?
— На воротах, ваша милость!
— Исполняй!
— Рад стараться! — отрапортовал Хелми, причём в этом «рад стараться» явно слышалось злорадство. Ещё бы, не каждый день крестьяне вешают баронов.
— Уверен, малыш? — спросил бродяга, когда мы чуть отошли от общей массы. — Это всё-таки посол, такого никогда не забудут. Каждый барон даже на другой стороне королевства будет тебе этим тыкать.
— Надо, Антеро. Пока я для них не свой, мне не удержать стену. Только если буду своим, они пойдут за мной, — сказал я и подал знак, махнув рукой.
Я не видел, но знал, что с другой стороны ворот безымянный барон в петле засучил ногами, загадив штаны.
Если кто не в курсе, то в петле все обделываются, если есть чем, — перед смертью сфинктер расслабляется…
Глава 7
О местной политике,
нравах и восстании декабристов
— Лихо начал, — шёпотом сказал мне Адрус, приблизившись ко мне, стоявшему особняком.
— Не одобряешь?
— Не одобряю, но понимаю. К тому же он домашний барон, а ты — названый, так что ты выше его по рангу… — Он ненадолго замолк, наверное, восприняв смесь моих гримас за вопрос. — Я тут узнавал немного про повешенного… Рыцарь из рода названых, но барон домашний, от Илмара… К тому же он на твоей земле, так что закон отчасти на твоей стороне. Единственное, к чему могут придраться, так это к тому, что ты обязан был вызвать его на поединок или выставить своего поединщика против него. Ну или, в крайнем случае, отсечь ему голову на плахе, но не вешать. Придерутся не к тому, что ты его казнил, а к тому, как ты его казнил…
— Адрус, я не понял. Ты мне морали пришёл читать или рассказать о суде, до которого ещё дожить надо?
— Ты прав. Я тут не за этим. А по поводу суда и «дожить», то не всё так плохо, как ты думаешь. Я уже говорил, что тут узнавал… Илмар же не дурак, чтобы вести своих на стену с непонятными шансами, вот и пытался всё решить дипломатией… Между прочим, не такая уж и глупая у него идея. Может, через пару дней кто-то и повёлся бы на уговоры, и сам бы ворота открыл в обмен на сохранение прежнего статуса. Ты же своей выходкой никому не
