любыми руками с любого места. Отползай от Джанги. Не сможешь — беги со стрельбой. Но вряд ли Локьё решится стрелять рядом с этими белыми яйцами!
Брови Абэлиса стянуло в одну сплошную чёрную черту:
— А может, и они здесь, потому что предвидят войну? Война может докатиться теперь и до дальних секторов, где они затаились.
— Такие, как Колин… — Мерис криво усмехнулся. — Они оказались не по зубам даже хаттам. А тут какие-то «белые люди». Остатки то ли землян, то ли Уходящих. Бред и Белая тьма! Так говорят у тебя в Союзе, да?
— Думаешь, Колину по силам голова Локьё? — Абэлис ладонью разгладил ноющий лоб.
— Ему по силам всё, что он втемяшит себе в башку.
— Но Адам всё ещё «гостит» на «Леденящем».
— И чего ты добьёшься? Что эрцог примет тебя без протокола, как Агжея? Забудь. Агжей по их меркам несовершеннолетний, мальчишка. Может, потому они его и щадили. А тебе уже сто лет, деточка. Хватит молиться на идеалы! Человек поступает так, как устроен. А устроен он как корыстная властолюбивая тварь!
Абэлис вздохнул.
Мерис вгляделся в него и нахмурился:
— До связи, генерал. Не дури! Не время! — он опять глянул за спину.
Комкрыла кивнул сам себе и положил руку на пульт, выключая экран.
Мерис мотается с разведкой, это ясно. И время закончилось, наконец, в часах. Вытекло всё.
Больше не будет никакого времени. Но это всё-таки легче, чем ожидание.
Война — значит, война.
Он взвесил в руке бокал и выплеснул виски в пепельницу.
Локьё. «Леденящий» Окрестности Джанги
Локьё нервничал. Он то поднимался из кресла, обходил капитанскую каюту «Леденящего» посолонь, то опускался в ложемент, опять вставал и двигался уже «раскручивая» круг. Но лицо его оставалось мёртвым и непроницаемым.
А потом командующий пригласил инспектора Джастина подняться в обзорный зал.
Нет, того не держали под охраной. Это была удобная каюта у дверей которой просто стоял ординарец. Однако инспектор прекрасно понимал своё положение и появился быстрее, чем предполагал этикет деловых встреч.
Звёздное небо куполом лежало над капитанской каютой. Иллюзия — но такая натуральная.
Локьё сидел не на своём месте, а в одном из многочисленных кресел, хаотично развешанных возле подковообразного стола. Вверх он не смотрел.
Инспектор Джастин устроился рядом с ним и стал разглядывать отлично изученные за дни плена очертания: созвездия, построения боевых КК, невозмутимые овалы белых кораблей…
Среди имперских судов наблюдалось оживление — вдруг вспыхивали контуры щитов, маленькие светлячки перемещались, изменяя общую пространственную фигуру построения.
— Он вернулся, — тихо сказал Локьё. — Лендслер вернулся, и имперцы уходят. Белые корабли предостерегали нас от начала военных действий.
— Они говорили с тобой?
Синий эрцог молчал.
Звезды равнодушно смотрели в пустоту. Вряд ли они успевали различать, как сменяются цивилизации людей.
Наконец, Локьё бросил:
— В Империи, наверное, уже празднуют День колониста?
Календари Империи и Содружества расходились в исчислении этой даты. В Империи День колонизации начинали отмечать раньше.
— Завтра, — эхом отозвался инспектор Джастин. — Так вышло. Эти дни отмечены древним кровавым праздником. Это было бы подходящее время для кровопролития.
— Иди, собирай вещи, не то улетят без тебя. — Локьё посмотрел в разбег линий рубчатого покрытия палубы.
— А как же желание обменять меня на отравителя? — рассеянно улыбнулся инспектор Джастин, поднимаясь.
— Он разберётся сам, — вздохнул Локьё. — Он вернул его голову слишком большой ценой. Что бы он сейчас ни сделал — он совершит предательство. Даже если я сам пошлю ему собственную башку в криоконтейнере.
— Катись голова по блюду, как яблочко по тарелочке, — пробормотал инспектор Джастин. — Ну, прости.
Он протянул руку.
Локьё тяжело поднялся.
— И ты — прости.
Они взялись за руки и качнулись друг другу навстречу, быстро коснувшись висками.
Небо взирало глазами звёзд, нити граты переплетались в холоде обтекающей их бездны, паутина заканчивала свой необъятный вдох, и узлы готовы были всколыхнуть её выдох.
Абэлис. «Гойя». Окрестности Джанги
Генерал Абэлис успел провести перестроение, когда пришёл приказ, подписанный так, как и предупреждал Мерис: «Командующий объединёнными силами Юга».
И почти тут же в инфабазе корабля появилось извещение от министерства о том, что восемнадцать тяжёлых крейсеров крыла направляются в подчинение новому командующему объединёнными силами Юга. И копия приказа о назначении.
Абэлис начал читать приказ.
Он смотрел на экран и не мог собрать буквы в слова: «…районе Джангарской развязки…. Блочная платформа…базе…»
Генерал прикрыл глаза ладонями. Открыл.
«…совещание будет проходить на сборной стыковочной платформе на основе трёх судов: „Леденящего“, „Гойи“ и земного корабля „Инвалютор“. Время стыковки — 17.45 по общему времени рукава Галактики. Место стыковки: Джангарская развязка — ост-ост-надир 17/34/90».
Командующий объединёнными силами Юга Колин Макловски.
Вот так: просто Юга. А не Юга Империи или Содружества.
Содружества уже нет в планах Империи?
А в личных планах Колина?
Абэлис криво усмехнулся, представив лицо читающего этот приказ Локьё.
Будь эрцог имперцем, комкрыла точно знал бы, куда он пошлёт человека с подобным приказом.
И тут его как огнём обожгло прочитанное, но недоосмысленное: «…земного корабля „Инвалютор“⁈»
Дьюп. Стыковочная платформа. Окрестности Джанги
«Инвалютор» поражал даже не размерами, а тем, что не был похож на корабль.
Форма его напоминала два яйца, висящие рядом без всякой видимой связи и перемычки.
Внутри одного из яиц пространство было организовано ещё более странным образом — шарообразная вращающаяся платформа в центре и радиальные «лучи-лифты», пронизывающие белую, мерцающую плоть корабля, клубящуюся за их прозрачными стенами.
На самой платформе тоже было по колено липкого белого газа.
Вряд ли «белые люди» хотели произвести впечатление на Колина — скорее, они так понимали удобство.
А ещё внутри белого корабля не было никого: ни человека, ни зверя. На всём пугающем белёсом обзоре.
— Поначалу мы переносили только ядро личности и её память о прошлом. Потому наши личности и получались иначе устроенными, чем человеческие… — голос возник из ниоткуда, и только потом из тумана стало формироваться тело.
Колин тоже возник из тумана, но целиком — с голосом и блестящей от пота лысиной.
Тело Ликама Брегенхайнера всё ещё создавалось. Его ласкал липкий белый туман. Поднимался от коленей к плечам, проникал сквозь невидимые поры его тела и снова падал вниз тяжёлыми хлопьями.
В какой-то момент оболочка хатта пошла мелкой рябью, потекла, но разряд, прошивший туман, снова сделал её похожей на человека.
— Логика строения мозга и память — ничто без эмоциональных связей, личностной окраски воспоминаний, особенностей социального поведения, — продолжал он как ни в чём не бывало. — Даже последовательность раздражения разных участков мозга играет иногда огромную роль. Ну, и гормоны, конечно. Ваше поведение — гормонально обусловлено. Но постепенно мы исправили ошибки моделирования сознания человека и научились кое-что имитировать.
Ликам Брегенхайнер направился к одному из «лифтов», делая Колину жест следовать за собой.
— Всё
