бы задать вам несколько вопросов. Если, конечно, вы и есть Филип Баннистер.
– Он самый. А вы?
– Детектив Хейз из восемьдесят седьмого участка.
– Коп собственной персоной, – восхитился Баннистер. – Настоящий живой детектив. Так-так. Входите. В чем дело? Я слишком громко печатаю? Вам пожаловалась эта стерва?
– Какая стерва?
– Домовладелица. Проходите сюда. Она пригрозила позвать полицию, если я еще буду печатать по ночам. Вы по этому поводу?
– Нет, – ответил Хейз.
– Садитесь, – пригласил Баннистер, указывая на стул у кухонного стола. – Хотите холодного пива?
– Не откажусь.
– Я тоже. Как вы думаете, дождь когда-нибудь будет?
– Затрудняюсь сказать.
– И я тоже. И метеослужба тоже. Мне кажется, они берут свои прогнозы из вчерашних газет. – Баннистер открыл холодильник и вынул две банки пива. – В этой жаре лед тает на глазах. Вы не против – прямо из банки?
– Отнюдь.
Он открыл обе банки и протянул одну Хейзу.
– За благородных и непорочных, – провозгласил он и сделал глоток. Хейз последовал его примеру.
– Эх, хорошо, – крякнул Баннистер. – Наши маленькие радости. Что может быть лучше? Совершенно незачем гоняться за деньгами.
– Вы здесь один живете, Баннистер?
– Совершенно один. За исключением тех случаев, когда у меня гости, что бывает редко. Я люблю женщин, но не располагаю достаточными средствами.
– Вы где-нибудь работаете?
– Везде и нигде. Я писатель.
– Журналы?
– В данный момент я работаю над книгой.
– Кто ваш издатель?
– У меня нет издателя. Будь у меня издатель, я не жил бы в этой крысиной норе. Я бы прикуривал сигареты от двадцатидолларовых бумажек и крутил романы с лучшими манекенщицами в городе.
– Так поступают все преуспевающие писатели?
– Так будет поступать данный писатель, когда преуспеет.
– Вы купили недавно стопу бумаги Картрайт 142-Y? – спросил Хейз.
– А-а?
– Картрайт...
– Да-а, – удивился Баннистер. – Откуда вы знаете?
– Вы знакомы с проституткой по кличке Леди?
– А?
– Вы знакомы с проституткой по кличке Леди? – повторил Хейз.
– Нет. Что? Как вы сказали?
– Я сказал...
– Вы что, шутите?
– Я говорю серьезно.
– Проститут... Черт, нет! – Баннистер вдруг возмутился. – Откуда мне знать прости?.. Вы шутите?
– Знаете вы какую-нибудь женщину, которую зовут Леди?
– Леди? Что это значит?
– Леди. Подумайте.
– Нечего мне думать. Не знаю я никаких Леди. Что это значит?
– Можно взглянуть на ваш письменный стол?
– У меня нет письменного стола. Послушайте, шутка зашла слишком далеко. Не знаю, откуда вам известно, какой бумагой я пользуюсь, мне это безразлично. Но вы сидите здесь, пьете пиво, купленное на деньги, которые не так-то легко достаются моему отцу, и задаете глупые вопросы о какой-то проститутке... В чем дело, наконец? Что это значит?
– Разрешите, пожалуйста, взглянуть на ваш письменный стол.
– Нет у меня никакого дурацкого письменного стола! Я работаю за обыкновенным столом!
– Можно его посмотреть?
– Ну ладно, валяйте! – заорал Баннистер. – Поиграем в загадочность! Тоже мне, таинственный король детективов. Валяйте. Будьте как дома. Стол в другой комнате. Но если вы, черт побери, что-нибудь там перепутаете, я пожалуюсь комиссару.
Хейз прошел в другую комнату. На столе стояла машинка, рядом лежала стопка отпечатанных листов, пачка копирки и начатая пачка бумаги.
– У вас есть клей? – спросил Хейз.
– Конечно, нет. Зачем мне клей?
– Какие у вас планы на вечер, Баннистер?
– А вам зачем знать? – спросил Баннистер, расправив плечи и приняв высокомерную позу, – вылитый Наполеон в исподнем.
– Надо.
– А если я не скажу?
Хейз пожал плечами. Жест говорил сам за себя. Баннистер подумал и сказал:
– Хорошо. Я иду с матерью на балет.
– Куда?
– В Городской театр.
– Во сколько?
– Начало в полдевятого.
– Ваша мать живет в городе?
– Нет. Она живет на Песчаной Косе. Восточный Берег.
– Она хорошо обеспечена?
– Да, пожалуй.
– Ее можно назвать обеспеченной леди?
– Пожалуй.
– Леди?
– Да.
Хейз помедлил.
– Вы ладите с ней?
– С мамой? Конечно.
– Как она относится к вашей писательской деятельности?
– Она считает меня очень талантливым.
– Она одобряет то, что вы живете в бедном квартале?
– Ей больше хочется, чтобы я жил дома, но она уважает мои желания.
– Родители помогают вам, верно?
– Верно.
– И сколько вы от них получаете?
– Шестьдесят пять в неделю.
– Ваша мать никогда не была против этого?
– Чтобы помогать мне деньгами? Нет. С какой стати? Я тратил гораздо больше, когда жил дома.
– Кто купил билеты на балет?
– Мать.
– Где вы были сегодня утром часов в восемь, Баннистер?
– Здесь.
– Один?
– Да.
– Вас кто-нибудь видел?
– Я печатал, – сказал Баннистер, – спросите соседей. Только мертвый мог не услышать стука. А что? Что я такого натворил сегодня в восемь утра?
– Какие газеты вы читаете по воскресеньям?
– "График".
– А центральные газеты?
– Например?
– Например, «Нью-Йорк таймс».
– Да, я покупаю «Тайме».
– Каждое воскресенье?
– Да. Я каждую неделю просматриваю списки бестселлеров.
– Вы знаете, где находится здание участка?
– Вы имеете в виду полицейский участок?
– Да.
– Кажется, около парка?
– Кажется или точно?
– Точно. Но я не помню...
– Во сколько вы встречаетесь со своей матерью?
– В восемь.
– Сегодня в восемь вечера. У вас есть пистолет?
– Нет.
– Другое оружие?
– Нет.
– В последнее время у вас не было размолвок с матерью?
– Нет.
– С какой-нибудь другой женщиной?
– Нет.
– Как вы зовете свою мать?
– Мама.
– Еще?
– Мамочка.
– Больше никак?
– Иногда Кэрол. Это ее имя.
– Вы никогда не зовете ее Леди?
– Нет. Опять начинаете?
– Кого-нибудь вы зовете Леди?
– Нет.
– Как вы зовете свою хозяйку, ту стерву, которая грозилась позвать полицию, если вы будете печатать по ночам?
– Я зову ее миссис Нелсон. Еще я зову ее стервой.
– Она вам много досаждает?
– Только насчет машинки.
– Она вам нравится?
– Не очень.
– Вы ненавидите ее?
– Нет. По правде сказать, она для меня просто не существует.
– Баннистер...
– Да?
– Возможно, сегодня вечером вас будет сопровождать полицейский. Он будет с вами с того момента, как...
– Что это значит? В чем вы меня подозреваете?
– ...как вы выйдете из квартиры и потом, когда встретитесь с матерью, и даже когда усядетесь в кресло. Я предупреждаю вас на тот случай, если...
– Мы что, черт возьми, в полицейском государстве?
– ...если в вашей голове бродят опасные мысли. Вы понимаете меня, Баннистер?
– Нет, не понимаю. Моя самая опасная мысль состоит в том, что после спектакля я собираюсь угостить мать содовой с мороженым.
– Отлично, Баннистер. Продолжайте в том же духе.
– Ох, эти копы, – процедил Баннистер. – Если вы кончили, я хотел бы вернуться к работе.
– Я кончил. Извините, что отнял у вас время. И не забудьте. С вами будет полицейский.
– Идиотизм, – заключил Баннистер, сел за стол и начал печатать.
Хейз вышел из квартиры. Он проверил показания Баннистера у трех его соседей по площадке, двое
