Книга Все не случайно - Вера Алентова

Мы с мамой были внешне совсем разными, но сходство в манере себя вести и общаться с людьми, в чертах характера делали нас очень похожими. Юля внешне похожа на меня, и манера общения у нас тоже похожая. Из этого я однажды ошибочно заключила, что мы с ней воспринимаем мир одинаково. Это оказалось не так и стало для меня открытием. Я чувствовала на интуитивном уровне свою маму, сразу понимала, что ее заботит или огорчает, что беспокоит и не напрасно ли беспокоит, и мы с ней всегда могли договориться, свято веря друг другу. Я считала, что и Юлю я чувствую так же. Но мои интуитивные догадки по поводу размышлений или волнующих ее вопросов оказались совершенно неверными. Моя интуиция шла проторенной дорогой, ища созвучную душу, и дала сбой, который я не сразу заметила. Наши с Юлей души оказались созвучны не во всем.

Учеба в творческом вузе – это огромное напряжение: помню и по своему опыту, и теперь, когда преподаю сама, вижу, что ничего не изменилось. Нагрузка у ребят большая, и они проводят в институте все свое время. Приходят к девяти утра и уходят в полночь, чтобы назавтра снова быть к девяти. Это совершенно новая для них, увлекательная жизнь, но поскольку сил пока еще хоть отбавляй, то и напряжение, и нагрузка переносятся легко. Возникают первые взрослые влюбленности, новые знакомства, поиски талантов в окружении – и все это вполне естественно, но не вполне безопасно.

Так, Юля увлеклась талантами молодой и, вероятно, действительно интересной пары – девочки и мальчика, не учащихся в студии. Оба были наркоманами. Из Юлиных скудных рассказов я, правда, не очень поняла, в чем выражался этот талант, и мне это было не так важно. А вот то, что Юля проводит с ними время, было важно, да еще и пугало до ужаса. Тем более что свою независимую от нас взрослость Юля очень оберегала и информацию о своей жизни выдавала дозированно. Не скажешь ведь человеку семнадцати лет, считающему себя совершенно самостоятельным и взрослым: «Не дружи с ними, мне страшно!» Наоборот, я всячески демонстрировала свое доверие к Юле, ее разуму и «взрослости». Девочка из этой пары наркоманов даже приходила к нам в дом, но двери «детской» тут же закрывались, чтобы никто не посягнул на право взрослой конфиденциальности. Я это все выносила с вымученной улыбкой и совершенно не знала, что делать, если вдруг! Ведь как-то становятся наркоманами, ведь как-то это происходит первый раз!.. Словом, внутренний страх меня не оставлял ни на минуту. Ночами я дожидалась, когда Юля заснет, и, включив настольную лампу, проверяла ее ручки, вены на них и все доступные голые места, чтобы, если вдруг что-то покажется не так, сразу забить тревогу, успеть спасти от напасти в самом начале.

Потом Юля влюбилась в мальчика с курса, и он влюбился в нее. Юля пригласила избранника с другом к нам в гости, просто на чай. Друг избранника, тоже творческий человек, работал дворником, и у него была своя комната-дворницкая. Там тоже часто собирались творцы. Мне показалось, что оба мальчика были знакомы с наркотиками. Возможно, это было не так, но у страха глаза велики, особенно у материнского страха. Пара тех, не из студии, талантливых наркоманов вскоре ушла из жизни один за другим. Слава богу, мои страхи в этом плане оказались беспочвенными. Но увы: постепенно доверие между мной и Юлей исчезло. Возможно, потому, что она еще не оторвалась от дома, а уже хотела свободы и собственных решений, поскольку по природе она лидер. Чувствовала она, я думаю, и то, что я с опаской отношусь к молодому человеку, в которого она влюбилась. Мы стали ссориться по пустякам, и родной ребенок стал отдаляться от меня с огромной скоростью. Юность и становление – очень тяжелое время для человека. Было оно тяжелым и для Юли, да еще отягощенное трудными отношениями с нами. Я до сих пор не знаю, в чем я оказалась неправой. Каждая мама направляет свою дочь в то русло взрослой жизни, которое считает единственно верным. И не зря говорят, что все, что мама предсказывает и советует, рано или поздно, пройдя внутреннее сопротивление, находит подтверждение и понимание. Но в нашем случае я и в этом не уверена.

Однажды я дала себе слово, что приму любой выбор Юли, и в профессии, и в личной жизни: ведь мне самой было в свое время тяжело из-за того, что мама не в восторге и от выбора мной профессии, и от моего избранника. Я слово не сдержала. То, что Юля пошла в актрисы, я приветствовала, а вот ее выбор спутника жизни представлялся сомнительным, и мы бросились уговаривать Юлю повременить с замужеством. Это был уже совсем другой молодой человек. Не тот, которого я заподозрила в употреблении наркотиков. Мы с Володей понимали, что они – не пара, но Юля была непреклонна. Более того: она хотела зарегистрировать брак. Я помнила, как все противились моему браку с Володей, и пыталась встать на место Юли. Вставала – и снова понимала с тоской, что нет, все-таки это ошибка. Папа пошел на крайние меры и сказал: я как отец не должен принимать такое решение, но обращаюсь к твоему разуму и говорю тебе, попробуй с этим юношей гражданский брак. Если ты убедишься, что твой выбор верен, мы тебя благословим. Нет, Юле и этот вариант не подходил. Она хотела официального брака сей же час. Не договорившись ни о чем, я уехала на гастроли с тяжелыми мыслями.

Но через неделю Юля мне позвонила и спросила, может ли она приехать ко мне. Да, конечно, ответила я. И через день Юля была со мной. Больше мы к теме ее замужества не возвращались.

Закончила школу-студию Юля блестяще, с красным дипломом и прекрасным распределением: ее пригласили в родной, тогда уже ефремовский МХАТ. И поначалу Юля была очень увлечена работой, особенно с Ефремовым, но постепенно интерес к актерской профессии стал угасать – и однажды угас совершенно. В театре страдало ее человеческое достоинство. Часто бывало так, что режиссер на всякий случай вызывал на репетицию всех участников спектакля: мол, мало ли как пойдет – а потом застревал на какой-нибудь сцене, а остальные незанятые торчали в курилке и день, и два, и три. Маститые режиссеры считали, что имеют на это полное право, но Юлю это их отношение к молодым, как к рабам, оскорбляло – и я ее очень хорошо понимаю. И однажды Юля нам сказала, что хотела бы уйти из профессии. Нас это очень и огорчило, и испугало.

– А куда бы ты хотела уйти?

– Все равно куда: хоть учиться снова. Например, на гримера – только бы вон из актрис!

Мы уговорили Юлю проработать еще сезон, чтобы окончательно свериться со своим решением, понять, не ошибочно ли оно. «Если ты укрепишься в своем желании, тогда, – сказала я, – я тебя поддержу!» Папа был категорически против.

Юля проработала еще сезон и все-таки ушла в никуда, а вернее – в поиски себя. Целый год она перебивалась подработками в небольших рекламах, с подругой-художницей разрисовывала доски, и они их продавали на рынке. Рисовала Юля тоже прекрасно. Я уверена, что это у нее от бабушки, моей мамы. Однажды Юля разрисовала большое пасхальное яйцо с ликом Богоматери с младенцем! На выгнутой, округлой поверхности яйца, не учась этому искусству, суметь так нарисовать совершенно невозможно! Я была восхищена и храню этот шедевр и любуюсь им до сих пор.

Юля не считала возможным сидеть «на нашей шее», искала возможности заработать и приносила деньги в дом.