— Твой командующий… И герр Штольц. Они знают, что нужно делать в таких случаях.
Наташа безрадостно вздохнула: «Вот и всё. Отфутболил, гад».
— Я не подумала об этом. Вы правы. В таком случае я вас больше не задерживаю. — Решительно встала, направляясь к выходу.
Герард перехватил её, удерживая за локоть:
— Таша, ты выслушаешь меня! Я тебя не бросал ради другой женщины. — Горечь исказила черты лица. — Ты поверила Фальгахену. — В глазах билась тревога. — Ты, не задумываясь, поверила лжецу и завистнику. Ты так легко предала забвению то, что между нами было.
— А что было? — хмыкнула, мысленно прося у Бога поддержки и терпения. Сдавленное горло с трудом пропускало слова. Мужчина усилил захват вырывающейся руки. — Вы манипулировали мной, недоговаривая, используя в своих играх. Пустите!
— Я оберегал тебя. — Ослабил хватку. — Порой ты вела себя безрассудно.
— Меня травили, за мной охотились, на меня покушались, — шипела в его приблизившееся лицо. — Я не поверила бы словам Фальгахена, если бы сама не услышала от вас. — Натолкнувшись на его непонимание, кивнула, вздёрнув бровь: — Да, господин граф. Вспомните, как вы признались Карлу на мосту через Рейнс, когда встретили карету, что покорили неприступную герцогиню Ангелику фон Вайсбах, подтвердив, что она после смерти мужа подпустила к себе единственного мужчину. Вас! И тогда вы торопились к ней в Штрассбурх!
Всевышний, она ревнует! Но… От её издевательского тона у Бригахбурга чёрные точки прыгали перед глазами. Хотелось заткнуть ей рот. Поцелуем. Кажется, он отвлёкся.
— …Такой радостный и счастливый! — Ёрничала злючка. — Я находилась в той карете, не имея возможности двигаться и говорить!
Снова ощущала удушье от действия сонного зелья. Снова мысленно билась в стену кареты, держась за удавку на шее, удерживаемая натянувшейся цепью.
— Таша!..
Заметив, как от него отшатнулись, выпустил руку строптивицы, возвращаясь за стол. Пусть успокоится.
Девушка отступила к камину, потирая локоть, утихомиривая дыхание.
Герард покрутил головой, разминая шею:
— Всё было не так. — Истолковав её молчание, как поощрение продолжить, вздохнул: — Я спешил к тебе. Но опоздал. Фон Россен лежал в беспамятстве. Твоя сестра переусердствовала с успокоительным отваром и не могла ничего вымолвить. Её компаньонка сказала, что ты уехала с графом добровольно.
— Неправда! — Вскинулась, напрягаясь.
— Знаю. Я всё понял и без их участия. Компаньонка потом призналась, что тебя выкрали. Вот, — вытащил из-за ворота рубахи тельный крест, — посмотри. Можешь забрать. Его нашёл мальчишка у твоего ложа. Цепь порвана.
— Гензель. — Подавшись вперёд, всматривалась в поблёскивающие золотые звенья между витками кожаного шнурка. Её крестик! Второго подобного в этом мире нет. Значит, Герард был в замке. Тогда он ехал к ней.
— Мы догнали карету, но всё уже было кончено. Карл был мёртв. Ты… Я пошёл по твоим следам… — Говорить стало нелегко. Он переживал всё заново. Своё тогдашнее состояние, надежду, сменившуюся отчаянием и болью.
Наташа, прижав кончики пальцев ко рту, шмыгала носом. Текли слёзы. Горячие. Горькие. В ушах шумело. Сквозь рокот пульса пробивались слова.
— Ты лежала в водороине. Вся в крови. Бездыханная. Ледяная. Мёртвая. В рабском ошейнике.
Девушка качала головой, борясь со слезами, раздирающими глаза осколками стекла:
— Я была жива. — Отвернулась к огню, сдерживая вырывающиеся рыдания. — Я спала. Так бывает. Летаргия. И вы бросили меня на съедение зверью.
— Таша… — Стоял за её спиной, не решаясь прикоснуться.
Обернулась на его голос, поднимая испуганные заплаканные глаза.
— Посмотри на меня, — осторожно взял её за руки, разворачивая к себе. Она не вырывалась. Вглядывался в тёмную зелень её глаз. — Я бы никогда тебя не бросил. Появился медведь… Когда воины нашли меня, тебя рядом не было. Очнулся в своём замке. Через четыре дня. Тебя искали. В замке ждали требований о выкупе, посчитав, что тебя захватили бандиты. У Фальгахенов о тебе ничего не слышали. Таша, я сделал всё, чтобы найти тебя. Твоё тело. Как только оправился, прибыл сюда, чтобы разобраться во всём и покарать виновных. Верь мне.
Она молчала, сквозь слёзы глядя на него. Её ладони, зажатые в его руках, согревались. Унималась дрожь. Поверить? Он — один из немногих — видел её в ошейнике. Он не лжёт. Её легко можно было принять за мёртвую. Кому, как не ей, знать об этом?
— Таша, моя душа умерла там, в водороине рядом с тобой. Каждый день я оплакивал твою смерть, моля Всевышнего вернуть мне тебя или воссоединить нас в том мире. Ложился спать с мыслями, что наконец-то буду с тобой и просыпался, сожалея, что мне дарован ещё один день жизни без тебя. Таша, прости меня. Я не смог приехать, как обещал. Я не смог всё предусмотреть.
Пфальцграфиня высвободила ладони из его рук, отходя к столу, не упуская из вида мужчину, который тяжело опустился на стул и смиренно вздыхая, облокотился о стол, устало растирая лицо. Потёрла ноющий тупой болью бок:
— Верните мой крестик, пожалуйста.
В вытяжное отверстие камина с треском взмыл сноп горючих искр: прогорело и распалось на угли толстое полено. Повисшую напряжённую тишину ничто не нарушало. Словно Небеса боялись спугнуть души этих двоих — мужчины и женщины — заплутавшие среди миров и отыскивающие дорогу друг к другу.
— Возьми. — Снял шнур с крестом, кладя на край стола рядом с собой.
Неслышно подошла, подхватывая, рассматривая:
— Плотно сплетено. Быстро не отделить. — Встретилась с его взглядом: затуманенным, задумчивым.
Опустил глаза на кресты в её руках: крупный, серебряный с Христом благославляющим и крохотный золотой, изящный, словно из другого мира, с распятым Спасителем.
Она смотрела на тонкие кожаные шнуры, свитые с её цепочкой в одно целое. Пальцы дрожали. Будто наяву видела перед собой Герарда, склонившегося над плетением, смахивающего набегающие слёзы, желающего сохранить на своей груди у сердца частичку её обездоленной души. Зажав в руке символы веры, медленно направилась к двери, с каждым шагом погружаясь, словно в дрёму.
— Не уходи… — Нёсся со всех сторон глухой шёпот. — Вернись…
Тогда в пещере она слышала его голос. Он держал её в этом мире. Стремительно обернулась на поднимающегося мужчину, скорбно сдвинувшего брови, провожающего её печальным взором.
— Вы что-то сказали?
Рванулась назад. К нему. Единственному и такому родному. Обняла, уткнувшись лицом в грудь, всхлипывая:
— Мне было плохо без вас, господин граф.
Он подхватил её на руки, прижимая к сердцу. Такую желанную и любимую:
— Герард, моя леди, Герард.
Конец третьей книги
