Поздно. По команде Сигурда лучники открыли стрельбу, и люди Квельдульва один за другим падали под смертоносным дождем. В живых не осталось никого. Когда предсмертные крики и стоны стихли, Сигурд выпрямился в полный рост на носу своей лодьи и отсалютовал мне обнаженным клинком. Его команда тем временем подгребла вплотную к поверженной лодке Квельдульва. Дружинники Сигурда побросали свои луки и, пустив в ход ножи, добивали раненых врагов.
— Все это не имеет никакого отношения к Владимиру, — уверил нас Сигурд. — Лишь только мы обнаружили, что Квельдульв сбежал, князь тут же послал меня к вам на помощь. Мой господин умеет возвращать долги.
— Я понял тебя, Сигурд Меченый, — ответил я.
Тот, удовлетворенно кивнув, помолчал несколько мгновений и добавил:
— Позаботься о моем племяннике, ярл Орм. Мне пришлось долго дожидаться встречи с Олавом… и я не хочу снова его потерять.
— Этот мальчик находится при мне с тех пор, как мы спасли его, — напомнил я. — И пока никто не причинил ему вреда.
Произнося эти слова, я положил руку на плечо Вороньей Кости и почувствовал, как он дрожит. Немудрено, ведь этот ребенок только что собственноручно убил человека. Однако, заметил я, дрожит он гораздо меньше, чем тогда, в Новгороде. Мы все привыкаем к убийствам, и с каждым разом они становятся для нас все меньшим потрясением. Настанет время, когда Воронья Кость будет чувствовать себя прекрасно после ратных трудов.
— Чужие земли все ближе, там полно сладостей… А потом отправимся домой, — вклинился новый голос в нашу беседу, и я сразу же его признал.
Вспомнил я и эти слова, давным-давно сказанные Коротышкой Элдгримом в утешение раненому Козленку. Мальчишка тогда поймал вражескую стрелу на берегах Кипра и несколько дней находился между жизнью и смертью. У Ионы Асанеса до сих пор сохранился белый шрам на боку, но сейчас этот шрам был глубоко запрятан под нарядной одеждой и голубым плащом. И стоял Иона не рядом с нами, а в лодке воеводы Сигурда.
— Хейя, Козленок! — обрадовался Коротышка, увидев Иону Асанеса. — Ты, я вижу, в подходящей компании.
— В самом деле? — усомнился Иона, с надеждой глядя в нашу сторону.
Ответ он получил от Торгунны, которая с трудом поднялась на ноги и подошла к борту струга. Некоторое время она молча стояла, опираясь на руку сестры. Затем так же молча плюнула в воду. Смертельно побледнев, Иона отшатнулся. У него вырвался громкий стон, в котором слышалось неподдельное страдание.
— Прощения не будет? — тихо спросил Финн.
Торгунна обратила на него бездонный взгляд своих темных глаз.
— Пусть вымаливает прощение у Белого Христа, — хрипло выговорила она. — Моя же обязанность заключается в том, чтобы ускорить их встречу. Больше Ионе Асанесу я ничего не должна.
С этими словами Торгунна передала мне меч своего мужа. Это прозвучало жестоко. И достаточно твердо, чтобы положить конец дальнейшему обсуждению. Да никто и не был склонен к разговорам. Финн до сих пор болезненно морщился, держась за ребра, а в моей голове плескались дурнотные волны боли.
Побратимы снова сели за весла. Наш струг медленно удалялся от лодьи, в которой остались Сигурд с Ионой Асанесом. А я так и стоял на носу судна: одна рука сжимает рукоять Квасирова меча (я ощущал ее обличающую тяжесть), другая лежит на плече Вороньей Кости.
Тордис удалилась с Финном осматривать его ушибленный бок. Предоставленная самой себе Торгунна подошла к борту струга и встала там, устремив взгляд в темную воду, где упокоился ее муж.
— Думаю, Квасир останется доволен, — сказал я. — Ибо самое лучшее траурное подношение — это труп врага у ног воина.
Лицо Торгунны осветила благодарная улыбка. Она смотрела на меня, но, скорее всего, не видела, поскольку глаза ей застилали слезы.
— Я хочу, чтоб ты помнила: двери Гестеринга всегда открыты для тебя, — добавил я, рассчитывая утешить ее.
Торгунна смахнула слезы с глаз костяшками пальцев.
— Думаю, Ингрид так пригрелась в Гестеринге, что не захочет возвращать ключи от поместья, — сказала она, и в глазах ее блеснул былой огонь.
— Мы могли бы пожениться, — улыбнулся я. — Тогда никто не посмеет оспаривать твои права.
Слова эти вырвались у меня в качестве дружеской шутки. Но стоило мне их произнести, и я понял, что это будет правильное решение. Именно так и следует поступить! Эта неожиданно возникшая уверенность стала такой неожиданностью для меня, что я замер на месте. Просто стоял и моргал, как последний дурак. Торгунна была удивлена не меньше моего. Она открыла рот и молча закрыла. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и выпалить мне в лицо:
— И ты говоришь мне это после того, как ночи напролет кувыркался со своей Ивой?
— Ну, это когда было… — промямлил я. — И, кроме того, она всего-навсего рабыня.
— Поэтому ты и держался двумя руками за ее задницу?
— Ну, ты скажешь, Торгунна! Так уж прямо и держался…
Во рту у меня пересохло, решимости поубавилось. Я уже не был так уверен, что поступаю правильно.
— Даже бараны в хлеву вели себя тише, чем вы, — укорила Торгунна.
Я почувствовал, как скрутило живот, и с трудом подавил стон.
— Послушай, но я же, в конце концов, ярл…
— Ах, ну конечно! Теперь понятно, что такое честь и достоинство в понимании викинга. Недаром моя мать предупреждала меня против вас. Она так и говорила: никогда не связывайся с викингами, ибо у них ветреные сердца.
— Твоя мать случайно не приходилась сестрой бабке Рыжего Ньяля? — усмехнулся я. — Ну, и потом, Торгунна… Ты ведь уже однажды ослушалась свою матушку, когда вышла замуж за Квасира?
— Это не дает тебе права пятнать честное имя моей матери! Вот позову сейчас Тордис, мы вдвоем зададим тебе трепку.
— Ты о какой Тордис толкуешь? Той самой, что помогала Квасиру пробираться по ночам в твою спальню?
Взор Торгунны затуманился приятными воспоминаниями, на губах появилась легкая улыбка. Но не успел я вздохнуть с облегчением, как она устремила на меня непоколебимый взгляд своих темных глаз.
— Теперь ты и меня пытаешься облить грязью? — прорычала Торгунна. — Сам знаешь, что это неправда. Я не пускала Квасира в свою постель, пока мы не поженились по закону. И тебя не пущу! И моя сестра никогда бы не стала участвовать в подобном.
— Да твоя сестра вместе с Ингрид просто мечтала сбагрить тебя с рук. Я прекрасно помню, как они стояли перед нами на коленях и умоляли Квасира жениться на тебе.
— Неправда! — едва не плакала Торгунна. — Они никогда бы такого не сделали.
— А вот сделали! Они называли тебя занудой… и правым кулаком Тора.
— Ложь! Мои сестры не стали бы на меня клеветать.
— Ложь, говоришь? — наседал я. — И ты не запирала Ингрид в нужнике? И, уж конечно, не подбрасывала дохлых крыс в постель Тордис?
