Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
– Пусть не лезут к нам с Кешей – и ссор не будет! – пообещал Сашка.
И остались дети сиротами. Вроде и родня кругом, а недосуг к детям заглянуть, в чем-нибудь помочь, посоветовать, а то и просто приголубить. Знают, дети живут в достатке. Александр по-прежнему занимается с псаломщиком уже по программе мужской гимназии, а Иннокентий у Стратоника Игнатьевича берет уроки по программе церковноприходской школы. Александр наставляет младшего, помогает решать арифметические задачи и заставляет читать детские книжки. Сам же увлекся историей России, прочитал все книги из библиотеки учителя и ходит к ссыльным полякам, где берет брошюры английских экономистов. Каждое утро поднимает пудовые гири, колет дрова, приседает с Иннокентием на плечах. Тягался на руках с Акимом. Как ни силился батрак удержать руку, Александр положил ее трижды. Не устояли перед его силой и поляки. Он легко расправился и со Збигневом, и с Сигизмундом. Лишь со шкипером Гаврилой – ничья. По силе оказались равными.
– Ну, ты, Сашок, крепкий орешек! Тебе пятнадцать, а ты всех мужиков положил! Я не шучу! Занимайся гирями и к двадцати годам будешь подковы гнуть! – советовал Гаврила. – Я когда на большом пароходе ходил, то не имел равных по рукам на судне. А в кабаке, на спор, укладывал руки и английских, и французских, и немецких бугаев! Много вина выигрывал! Ты сейчас уже не слабее их!
Имущество разделили, записали в шнуровые книги и поставили внизу три подписи: Петр Михайлович Сотников, Александр Киприянович Сотников и Степан Петрович Юрлов. Как только дядя получил все что хотел, жизнь детей пошла наперекосяк. Особенно у Александра! Два человека со схожими характерами тягались друг с другом упрямством, самолюбием, жестокостью и силой. Дядя не жалел племянника, племянник ни в чем не уступал дяде. И тот и другой в доме хотели быть первыми, ни от кого не зависимыми: ни в делах, ни в суждениях. Петр Михайлович накопил, будучи при Киприяне на вторых ролях, столько своего «я», что оно наконец вырвалось наружу и крушило на пути все, что не совпадало с его взглядами или с кем он не сходился во мнении! А молодой ум Александра, впитавший науку и похвалу Стратоника, успел себя оценить и поставить главной задачей создание собственного «я»: умом, силой и норовом. В спорах с Александром, когда у дяди Петра не хватало доводов, он вытаскивал плеть из-за голенища и оставлял синие полосы на спине племянника. Племянник терпел, никогда не просил у дяди прощения и поступал так, как считал нужным. Он потом уходил в свою комнату, где плакал не от боли, а от уязвленного самолюбия. Однажды он решил больше никогда не позволять дяде размахивать плеткой.
Как-то Петр Михайлович по привычке решил поизмываться над Сашкой за то, что тот не помог Акиму истопить баню.
– Я готовил с Кешей уроки, а баню топить – дело батрака! – спокойно ответил он.
– Он-то батрак, а ты кто здесь? Хозяин? – спросил Петр Михайлович племянника. – Хозяин здесь один – я, а ты – такой же батрак, как Аким!
И вытащил из-за голенища плетку. Но не успел Петр Михайлович взмахнуть, как Александр вырвал ее и, не размахиваясь, опоясал дядю по спине. Тот только ойкнул от боли. Александр кинулся к стене, где висела шашка, выхватил из ножен и пошел на дядю. Петр Михайлович, белый как стена, медленно пятился, в надежде хоть чем-то защититься от удара. Он дрожал от страха, видя разъяренное лицо с занесенной над головой шашкой. Петр ухватил стул за ножки и вытянул перед собой. Молнией блеснуло лезвие – и разрубленная до сиденья спинка стула развалилась. Петр Михайлович кинул под ноги племяннику обломки и осенил его крестом:
– Ты что делаешь, дьявол! На родного дядю с шашкой бросаешься! Я тебя со свету сживу, что поднял на меня руку!
– Ах! Ты так и не понял! Я больше не потерплю твоих издевательств! Меня отец родной ни разу не бил! Тогда получай! – и он занес шашку над головой беззащитного дяди.
В комнату влетела Авдотья Васильевна. Она упала на колени:
– Образумься, сынок! Прости дядю Петю!
Сашка стоял, будто и не слышал. Тугие желваки ходили по лицу. А рука с шашкой так и зависла в воздухе.
– Еще раз взмахнет плетью – я его порешу! Вот этим! – и он бросил шашку острием вниз. Та воткнулась в пол. Эфес веером покачивался перед забившимся в угол Петром.
– Понял, дядя Петя, что я сильнее тебя и не позволю править бал в доме!
– Сильнее, но не мудрее! – дрожащими губами выдавил Петр.
– Скоро и мудрость придет! А про гибель отца – я докопаюсь до правды! Кони в пропасть сами не кидаются, если за вожжу не дернешь! – пристально смотрел в глаза Александр. – А батрака Акима не распускайте! Разъелся он, как экономка, еще и в дела хозяйские лезет. Я все сказал!
Развернулся и ушел.
Петр Михайлович выдернул из пола шашку, вжикнул ею воздух.
– Ну и силища! – посмотрел на Авдотью Васильевну. – Спинку стула рассек не за здорово живешь, а стулья-то дубовые! Его теперь не сломишь! Норов крепче моего. Будем свой дом строить. Доступ к деньгам у нас есть. Печать Киприяна у меня в кармане. С банками смогу работать. У Акима и вправду хамства поприбавилось. Ходит по дому, как дворецкий. Ливреи не хватает. Давно, видно, не был бит. А с Александром придется вести дела как с равным, хотя он еще младен.
Петр Михайлович подумывал, как отделаться от варнака Акима. Бояться его стал. Решил отправить в Минусинск кладовщиком в зерновой балаган или сторожем на товарный склад. Одним словом, подальше от Сашкиных глаз. Племянник, парень дотошный и упрямый, выдавит из Акима правду о гибели отца и матери. Он и сейчас не верит в байки о бешеных неуправляемых лошадях. А с годами его потянет в те места, он дотошно вникнет в случившееся и еще глубже усомнится в варнацкой «правде». «Подожду, – думал он, – до следующей навигации, а осенью спроважу Акима на Минусу. Может, там его смерть найдет».
В августе Петр Михайлович с печатью старшего брата поехал в Енисейск, подписал в банке счета на оплату муки, сахара и других товаров, сверил остатки денег, приценился к избам для дочери, походил, посмотрел, выбрал три адреса недалеко от гимназии. И решил, как только дочь вернется с каникул, купит ей дом. Потом, пока шла погрузка товаров на баржи, он успел со шкипером Гаврилой прицениться к продающимся пароходам. Вместе они ходили по пристани, заходили на суда, осматривали трюмы, обшивку палубы, паровые машины, остальную оснастку, необходимую для плавания в низовье.
– Куплю, Гаврила, пароход, и будешь ты на нем шкипером ходить! Ты на Енисее теперь знаешь каждое улово. Хватит на этой дощатке хвостиком за пароходом болтаться. Таких шкиперов на Енисее двое: Иван Шваненберг да ты, – похлопал он по плечу Гаврилу.
– Благодарствую за честь, Петр Михайлович! Ну, я уже привык один управляться на барже. Теперь мне и Енисей морем кажется!
– Нет, Гаврила Петрович! Твою благодарность я не беру. На пароход мне нужен такой человек, как ты. Чтоб команду в кулаке держал. Поставил все службы судна по морскому уставу.
– Не получится! Нужны люди, обученные мореходному делу. А их на Енисее не густо. Надо брать с дипломами капитана и машиниста парового котла. А уж рулевых да кочегаров учить в работе. Нужен боцман. Готовых вряд ли мы найдем. Если только переманим с других судов, посулив хорошее жалованье.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
