Глава 1
Я сидел у особняка Командора и ждал. Чарли, мой братец, пошел внутрь за новым заданием.
Было холодно, и вроде даже собирался снег. От нечего делать я принялся разглядывать коня Чарли, Шустрика. Моего звали Жбан. Мы с братцем не суеверные, но кони достались нам как часть гонорара, будучи уже обремененными кличками. Предыдущие скакуны — без имен — сгинули в огне во время последней миссии, и, в принципе, кони нам были нужны. Впрочем, я предпочел бы получить весь гонорар деньгами и обзавестись лошадью без имени, судьбы и привычек. К своему прошлому коняге я успел сильно привязаться, и порой мне снились кошмары о том, как он гибнет: как брыкается, охваченный пламенем, как лопаются у него от жара глаза. За сутки он мог покрыть шестьдесят миль, скакал как ветер, и я не смел поднять на него руки кроме как для того, чтобы потрепать по холке или помыть. Стараясь не вспоминать, как бедолага погиб в горящем сарае, я все же не мог отгородиться от всплывающих временами в моей голове образов.
Жбан неплох, но подошел бы другому, менее непоседливому ездоку. Тучный, с провислой спиной, в сутки он может покрыть не больше полусотни миль. Его частенько приходится стегать плетью. Кто-то бьет лошадь с чистой совестью, кто-то и с удовольствием, я — скрепя сердце. Теперь Жбан, небось, считает меня злым хозяином и сокрушается про себя, мол, жизнь его — жестянка.
Ощутив на себе взгляд, я поднял голову. Чарли смотрел из окна на верхнем этаже и махал рукой. Желая развеселить меня, он скорчил рожу. Я не улыбнулся, и брат, недовольный, отошел в глубь комнаты. Он точно видел, как я засматриваюсь на его коня. И к тому же еще утром я предложил продать Жбана и вскладчину купить нового скакуна. Чарли согласился, но позже за обедом сказал, дескать, давай для начала выполним задание, а после можно и о новом коне подумать. Глупости! Ведь Жбан не подходит для работы, он обуза и все нам испортит.
Чарли не заметил, как испачкал усы в подливке.
— После задания, Эли, — ответил он. — Так будет лучше.
Ну еще бы, на Шустрика жаловаться не приходится: он ни в чем не уступает старому, безымянному коню Чарли. И вообще братец себе коня выбрал, пока я валялся в постели с простреленной ногой. Жбан мне сразу не понравился, а Чарли Шустриком доволен. Вот такая у нас беда с конями.
Глава 2
Чарли взобрался на Шустрика, и мы поехали в салун «Царственный боров». Последний раз Орегон мы посещали месяца два назад, и за это время на главной улице выросло аж пять новых лавочек. Все они процветали.
— Интересные дела творятся, — заметил я.
Чарли не ответил.
В «Борове» мы заняли дальний столик и, как обычно, заказали бренди. Когда принесли бутылку и два стакана, Чарли сам налил мне. Ого, жди дурных новостей!
— На сей раз главный — я, — произнес братец.
— Кто тебе сказал?
— Командор и сказал.
Я осушил стакан.
— И что с того?
— А то, что ты меня во всем слушаешься.
— Как насчет денег?
— Мне причитается больше.
— Я про свою долю: она не изменилась?
— Тебе положено меньше.
— Бессмыслица какая-то.
— Командор говорит: будь в нашей паре главный, предыдущая миссия прошла бы гладко.
— Все равно бессмыслица.
— Ошибаешься, братик.
Он налил мне еще стакан. Я выпил и подумал вслух:
— Повысить долю главному — это понятно, это хорошо. Но сократить долю подчиненного… Паршиво. На прошлом задании мне ногу продырявили, а лошадь сгорела.
— И мой конь сгорел. Командор дал новых.
— Паршиво. И хватит мне подливать, я не безрукий.
Отняв у братца бутылку, я спросил, в чем состоит новое задание. Нам предстояло выследить и убить в Калифорнии одного старателя по имени Герман Кермит Варм. Чарли достал из кармана письмо, составленное лазутчиком Командора Генри Моррисом, этим франтом. Он частенько выезжал вперед нас на разведку.
Тщательно изучив Варма, спешу сообщить касательно его привычек и характера следующее. По натуре одиночка, однако засиживается в салунах Сан-Франциско. Читает ученые книги и труды по математике, делает на полях заметки. Книги свои скрепляет ремешком, совсем как школяр, за что его частенько дразнят. Смеху добавляет низкий рост, но берегитесь — тут Варма лучше не задирать. Он тот еще драчун. И хотя он почти всегда проигрывает, вряд ли кто-то из противников согласится вновь встать против Варма. В бою он, к примеру, не брезгует пустить в ход зубы. Из прочих деталей внешности отмечу: лысину, буйную рыжую бороду, длинные руки и брюхо, выпирающее подобно животу беременной. Моется Варм редко, спит где придется: в сараях, у порогов, а иногда и на улице. В беседе резок и скуп на слова. За поясом носит карманный кольт-драгун. Пьет редко, но если случается приложиться к бутылке, то выпивает ее залпом. За виски платит золотой пылью, которую носит всегда при себе в кожаном мешочке на шнурке. (Мешочек прячет в многочисленных складках одежды.) Ни разу за время, проведенное мной в городе, Варм не покидал его пределов, и я не знаю, собирается ли он вновь на свой прииск, что расположен в десяти милях к востоку от Сакраменто (отметил на карте). Вчера в салуне Варм, обратившись ко мне по имени, вежливо попросил прикурить. Ума не приложу, откуда ему известно мое имя, ведь я следил за ним очень скрытно. Задав же сей вопрос самому Варму, я был облит словесными помоями и поспешил уйти. Мне, признаться, дела нет, но я выяснил у местных, что он человек необычайно сильного ума. Да, признаю: сей тип, мягко говоря, странный.
Рядом с картой золотого прииска Моррис пририсовал корявый портрет Варма. Впрочем, сядь этот Варм за один со мной стол, я ни за что бы не признал в портрете оригинал. Я поделился соображениями с Чарли, и братец ответил:
— Моррис ждет нас в отеле в Сан-Франциско. Укажет на Варма. Тут-то мы и вступим в игру. Говорят, милое дело — прикончить кого-нибудь в Сан-Франциско. Местные постоянно заняты: либо сжигают город дотла, либо восстанавливают его.
— Почему Моррис сам не прикончит Варма?
— Каждый раз я слышу от тебя этот вопрос и каждый раз отвечаю: это не его дело. Убивать — наша работа.
— По-моему, глупо нанимать этого дармоеда, оплачивать ему расходы. Он будто бы следит за Вармом, а потом выясняется, что это Варм следит за ним.
— Моррис — не дармоед, братик. Он ошибся в первый раз и признает свой промах. Его провал больше говорит о самом Варме.
