Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
Подозрение появилось после выдачи целой группы анархистов-коммунистов во главе с Наумом Тышем и германом Сандомирским. Особенно усердствовал Тыш, обвиняя во всех провалах Аленского. По тайным каналам стало ясно, что в списках Киевского охранного отделения числится 102 жертвы Аленского… За денежки можно было выкупить и такие списки. Может, ради своего престижа полиция и завышала число жертв, но все же…
Дальше дело известное: свой своего убиваша… Как с возлюбившим Столыпина летчиком Мациевичем. Как с юношей Гориновичем, которого обвинили в предательстве и облили серной кислотой… Вытекли глаза, отвалились нос и уши. В кармане нашли записку: «Такова участь шпиона!»
Да и дело Азефа еще не забылось, хотя он успел уйти от правосудия Бориса Савинкова и скрывался чуть ли не в Южной Америке.
Не только Тыш трезвонил из Лукьяновской тюрьмы – и другие очередники на виселицу требовали смерти предателю!
Обелить себя можно было только каким-нибудь неслыханно громким терактом.
Император?
Премьер-министр?..
Царя слишком хорошо охраняли. Несколько раз подступался к нему сам Борис Савинков… но взять не мог. Министр был очень прозорлив и крепок…
Кто же оставался?!
1910 год стал для Мордке-Богрова-Аленского неким перепутьем. Он вполне мог повернуть к «нормальным» эсерам, даже к большевикам, как старший брат Владимир, но замаранное прошлое все равно бы осталось.
Что делать?
Перейти в своеобразное подполье, выждать… и уж потом оправдаться!
По рекомендации подполковника Кулябко он перевелся под крыло петербургской охранки и почти год жил тихо и незаметно, никуда не выезжая из Петербурга. Нездоровится, мол, болезни. Да и присмотреться к новой обстановке надо…
А судьба дразнила. В неброских, привычных для всех костюмах он много гулял по городу… и однажды нос к носу столкнулся со Столыпиным. Премьер-министр осматривал новую станцию городского водопровода. Там много было обычных зевак. Кто на чудо техники смотрел, кто на премьер-министра, который расхаживал с одними инженерами без всякой охраны. Среди публики недоуменный шепот слышался:
– А говорят, его десять раз уже убивали!
– Заговоренный, что ли?..
Богров инстиктивно пошарил по карманам, но оружия не было!.. Видно, в замешательстве толкался локтями, потому что один из инженеров сделал ему замечание:
– Молодой человек, могли бы уступить дорогу господину премьеру!
– Ничего, ничего, – сказал Столыпин, – я обойду студента.
Никакой студенческой тужурки на плечах Богрова не было, и с чего это взял Столыпин – бог весть. Может, потому, что здесь много болталось студентов-технологов. Что-то изучали, осматривали. Даже со своим профессором, который был одним из сопроводителей премьера.
– Не ловите ворон! Мотайте на ус, студиозы!
Очнувшись, Богров поспешил удалиться. Даже будь у него браунинг – любимое оружие террориста, – стрелять он в этот момент не смог бы.
IV
Столыпину ехать в Киев не хотелось. Собственно, его никто и не звал туда. Про премьер-министра словно забыли. От государя ни слуху ни духу; от министра двора тем более. Все хлопоты по установке памятника Александру II Столыпин давно взял на себя, и теперь Царь-Освободитель спокойно додремывал на площади под белым шелковым покрывалом – хотя в его случае не мешало бы покрывало и красное… кроваво-красное… Без всякой задней мысли премьер-министр предлагал поменять белую традиционную простыню если не на цвет крови – это цвет всех революций, – так на золотистый пурпур хотя бы. Ничего особенного – цвет царских мантий. Но это предложение при дворе встретили как насмешку. Передавали – Николай сказал: «Оскорбитель он, этот Столыпин!» Ну да ладно, что Александром II сделано, то сделано. Дай Бог внуку сделать побольше!..
Приглашали или не приглашали на торжества в Киев, но как же камергеру его императорского величества, к тому ж премьер-министру, манкировать такое событие?
Единственное – что-то захотелось по пути повидать брата.
Напрашивалась было Ольга в сопроводители, но он насмешкой охладил ее пыл:
– Душенька моя, неужели тебе так хочется во фрейлины?..
В ответ слезы!
Он поспешил успокоить:
– Я долго не задержусь. Как сдернем белый саван с Царя-Освободителя – сразу назад. Отставка уже не за горами. Будет еще время нам помиловаться. Такие ли мы с тобой старики?..
С каждой дочерью он попрощался наедине, особо, хотя раньше всех гуртом целовал на прощание. Наташа хотела что-то личное сказать, да здоровые невесты опередили, и до отца донеслось только мучительное:
– Па?!
Ни она, ни мать, ни тем более все остальные не знали о странном сне, который сдернул его с постели в позапрошлую ночь. Он рассказал об этом только брату:
– Ты веришь, Александр, в вещие сны?
– В хорошие – да. За все хорошее, Петр! – поднял брат бокал, намереваясь чокнуться.
– Погоди. Повод не тот. Ты ведь знаешь моего университетского товарища, Траугота? Карьеры не сделал, жизнь неудачно сложилась, но человек-то прекрасный. А кроме того, живая память о холостых еще, студенческих годах. Он заявился ко мне ночью в своей обычной студенческой тужурке и говорит: «Петя, знаешь, я умер. Ты позаботься о моей жене». Да! Мы было оба за той бестужевкой ухлестывали, но она выбрала моего приятеля, а там и меня Оленька выбрала. Вещий сон? В день перед отъездом я получил телеграмму от той бестужевки – сдержанную, как вся ее жизнь: «Петр Аркадьевич, Траугот умер». Вот так-то, братец…
Он выпил не чокаясь.
– Поболтаем, а потом я навещу вдову. Да и приятеля, если еще не похоронили…
Кто знает, о чем братья не прощание говорили. Александр ругал всех «писак» подряд, в том числе и своего хозяина. Петр смеялся над самим собой:
– Знаешь, братец, если меня вдруг убьют – так убьют всех чинов полицейской же охранки…
Александр возмутился:
– Фаталист! Вот ты кто!.. Глупый к тому же.
В самом деле. Министр внутренних дел и так говорит о своем ведомстве?..
V
Столыпин ехал в Киев 25 августа. За несколько дней до прибытия Николая II с придворной и семейной свитой. Надо было подготовиться.
Но уже на вокзале начались странности. Премьер-министр, шеф всей российской полицейской своры – и ни единого охранника на перроне. Лишь где-то вдалеке маячили две-три «селедки». У них не было никакого желания поинтересоваться, что делается возле приметного министерского вагона. Столыпин в некотором раздражении осматривал с подножки своего вагона привокзальные окрестности. Ни души знакомой. Будто барин какой незадачливый заглянул в Киев. Но это ж не Ковно, почти домашний город: Столыпин был в мундире, при всех регалиях и шпаге, которая через специальную прореху белого летнего сюртука неприметно спускалась по бедру вниз. Эту вольность он сам для себя придумал. Носят же моряки неназойливо и красиво свои кортики.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
