По предложению Моностадеса были подняты кое-какие забытые документы, и оказалось, что материалы, обвиняющие тестя и шуринов Силия в заговоре против Нерона, были, по крайней мере частично, сфабрикованы самим же Силием и что именно он посоветовал сенату заменить высылку Кле-менсов казнью. Мотивы этого поступка не очень ясны, однако непреложно одно: этот негодяй обрек близких своей третьей жены на смерть и бесчестье, хотя самая максимальная кара за их реальные вины предполагала гораздо менее печальный и позорный исход.
Свидетельства, говорящие о том, как обвиняемый измывался над своей третьей женой, настолько в своих подробностях отвратительны, что приведены здесь не будут. Достаточно подчеркнуть, что зафиксированное сенатом заявление Этты Оливии Клеменс лишь вскользь обрисовывает то, что она претерпела от мужа и грубых мужчин, чью похоть он заставлял ее тешить. Преступление мерзкое и позорящее римлян и Рим!
Нам еще предстоит выяснить, зачем сенатор Силий вломился в замурованную гробницу и похитил тело своей жены. Существует мнение, что порочностъ Силия не имеет пределов и что он намеревался надругаться над мертвой, а возможно, и надругался, прежде чем был арестован.
Просмотрев все материалы дела нельзя не заключить, что Корнелий Юст Силий человек по натуре подлый и что он пользовался любой возможностью, чтобы, навредить полагавшимся на него людям, предавая тех, кого клялся оберегать, и оскорбляя тех, к кому должно относиться с почтением. И тот факт, что он пытался втереться в доверие к членам царствующего семейства, недвусмысленно говорит, как далеко простирались его грязные умыслы.
Встает вопрос, каким способом его покарать. В обычных случаях мы применяем обезглавливание без свидетелей или позволяем преступнику умереть от своей руки. Но, поскольку сам Корнелий Юст Силий решительно отказывал в легкой смерти другим, почему бы и нам не лишить его возможности достойно перейти в иной мир? Он умрет в муках, с оглашением всех его чудовищных преступлений и на глазах у всего Рима.
Владелец зверинца в Большом цирке Некред сообщил мне недавно, что приобрел орла, обученного накидываться на закованных в цепи людей и причинять им страдания едва ли не большие, чем те, что претерпел Прометей. Я усматриваю в этом перст уготованной Юсту судьбы. Преступника ждет арена, где орел будет рвать его плоть, пока он не лишится жизни. Потом тело Силия рассекут топором на отдельные части, чтобы захоронить каждую из них где придется, без уважения и подобающих церемоний. Поместья сенатора, равно как и остальную собственность надлежит передать сестре его ошибочно осужденной супруги, проживающей в настоящее время в Таллии Белгике. Эта акция хотя бы
частично возместит огромный урон, который Силий нанес захиревшему его тщанием древнему роду.
Когда будут найдены останки Этты Оливии Клеменс, если они вообще будут найдены, их следует кремировать, а урну с ее прахом поместить в семейный мавзолей Клеменсов, снабдив поминальной табличкой, в пристойной и почтительной форме повествующей о страдальческой жизни этой патрицианки.
Собственноручно
цезарь Веспасиан. 4 октября 824 года со дня основания Рима»,
ЭПИЛОГ
Письмо Этты Оливии Клеменс к Ракоци Сен-Жермену Франциску в меотийский Пантикапей.
«Мой дорогой!
Вот я и в Риме! Он очень переменился. Амфитеатр Флавиев, затмивший собой все имперские цирки, включая Большой, полностью завершен. Толпа в нем гуще, а игры проводятся чаще, чем в прежние времена, однако с арены напрочь сошли искусство и виртуозность. Римлянам нужна бойня, и они ее получают. Гладиаторы, если только к размахивающим мечами увальням подходит это название, сражаются кое-как, и вряд ли их мастерство можно улучшить. На первом плане теперь бестиаргш, натаскивающие зверей на убийство. Сейчас в большой славе владелец четырех огромных слонов, обученных протыкать людей бивнями. Толпе это нравится, а мне кажется отвратительным.
Воспользовашисъ твоей любезностью, я поселилась на вилле Ракоци. За ней хорошо следят, хотя многие из тех экзотических растений, о которых ты мне говорил, погибли без твоего пригляда. В остальном же все выглядит так, как ты мне и описывал,правда за тренировочным треком появились новые домики для рабов, весьма добротно построенные, как раз в твоем вкусе.
На днях мне представился случай повидаться с моим племянником, разумеется не открываясь ему. Представь себе флегматичного дядьку, которому за пятьдесят. Он был галантен и даже сказал, что я напоминаю ему мать. Странное ощущение, когда сын сестры обращается с тобой по-отечески.
Император Марк Ульпий Траян охвачен строительной лихорадкой. Он полон решимости оставить свой след в Риме, даже если этот след развалит весь город. Впрочем, народ его, кажется, любит – за здравомыслие и внимание к беднякам. Золотой дом почти разобрали, материалы пустили на сооружение бассейнов и арок по всему Риму. Помнишь ли ты наше свидание в парке? Парка нет, озера нет, от гигантского здания остался один вестибюль, как памятник прежнему сумасбродству.
И все же порой я не могу поверить, что прошло уже тридцать лет. Свиной рынок бурлит, торговцы вопят, и даже цены на мясо, похоже, не изменились. В такие моменты мне кажется, что я никуда и не уезжала. Потом донесутся обрывки незнакомой мелодии, и волшебство разрушается. Я вижу, что Рим не тот. Примета времени - множество иудеев, называющих себя христианами. Половина римских чиновников состоит из вольноотпущенных приверженцев новой веры. Можно подумать, что они собираются прибрать к рукам всю империю через ее бюрократический аппарат.
Я нашла двух молодых людей и прелестную юную патрицианку, с которыми время от времени делю ложе. Мне доставляют большое удовольствиесвидания с ними. Думаю, ты был прав, утверждая, что мне без Рима нельзя.
Но я скучаю по тебе, Сен-Жермен. Мне не хватает твоих суждений, твоей заботливости, твоего понимания и сочувствия. Однажды мы снова увидимся, и ты расскажешь мне о своих скитаниях по свету. Дают ли они тебе что-то? Или только усугубляют твое одиночество'? Да, я знаю, как сильно ты хочешь найти человека, который самозабвенно и без оглядки одарил бы тебя своей нежностью и любовью, но так ли уж это необходимо? Если бы ты добивался лишь подобной взаимности, мы с тобой никогда бы не встретились, и я бы давно умерла. Твое великодушие удержало меня на краю пропасти и оберегало все последние годы, а превыше всего я ценю твою щедрость, позволившую мне сделаться такой же, как ты.
О, вот что тебя без сомнения позабавит! Появилась новая книга, весьма популярная, автор ее намекает, что сюжет взят из жизни. Он описывает похождения одного порочного, самодовольного и напыщенного сенатора, унижавшего собственную жену, злоумышлявшего против властей, надувавшего и предававшего всех и вся и в конце котков наложившего на себя руки. Герой книжки действует в республиканские времена, но старики-сенаторы злятся и бубнят, что издателю надо бы извиниться, хотя никто не знает, перед кем и за что. Юст пришел бы в ярость, узнав, какой на него состряпали пасквиль. Ты видишь? Я пишу его имя без гнева, ненависти или страха. Нет, я не забыла того, что он сделал со мной и с моей семьей, и, вероятно, никогда не забуду, но никогда, как ты говоришь, чересчур долгий срок, и через век-другой память, возможно, оставит во мне лишь табличку вроде кладбищенских, сообщающуюо ком-то малоизвестном и со слегка подпорченной репутацией.
