Понаблюдав за этими людьми, они решили, что опасаться нечего, снова сели на коней и поскакали в сторону камней.
* * *
Когда сэр Джон Шандос вошел в королевский кабинет, монарх сосредоточенно трудился над грудой бумаг. За письменным столом сидел Джеффри Чосер с пером в руке, ожидая, когда король начнет диктовать. Шандос опустился на одно колено, но король взмахом руки велел ему подняться. Рыцарь встал, не без труда.
— Наконец-то мой старый друг вернулся, — сказал Эдуард, не отрывая взгляда от бумаг. — Вся эта праздничная суматоха только-только улеглась, и, пожалуйста, уже поступают счета. — Он взял верхнюю бумагу и помахал ею. — Пятьдесят три фунта за фату, — сокрушенно продолжал он. — О чем только я думал, допуская такое расточительство? Ну что же, придется ввести новые налоги. Слава богу, моя дорогая жена не Годива[14]— она слишком стара, чтобы в голом виде скакать по улицам в знак протеста. — Он положил счет за фату на место. — Ты поступил очень умно, Шандос, держась вдали от всего этого.
— Прошу прощения, сир, но у меня не было выбора…
— Не стоит думать, будто я не в курсе того, чем занимаются мои слуги вдали от меня. — Король поднял взгляд на своего писца. — Вы свободны, Чосер.
Тот встал, поклонился и пошел к двери. Когда он проходил мимо Шандоса, их взгляды на одно долгое мгновение встретились. Чосер увидел, что рыцарь слегка прищурился и с огромным трудом сдержал желание среагировать на невысказанное обвинение в его взгляде.
— Славный малый, — сказал король, когда дверь за Чосером закрылась. — Несмотря на свои причуды. Исполнительный и, мне кажется, преданный.
Шандос ответил не сразу.
— Вы всегда внушаете людям истинную преданность, сир. В особенности это относится ко мне.
Король удивленно посмотрел на него.
— Ты что, полагаешь, будто я сомневаюсь в тебе? Ты старый друг, и я прощаю тебе это оскорбление. А теперь садись и расскажи, что ты своими преданными глазами видел на севере.
Пока Шандос скакал обратно с телом Бенуа на буксире, он много и напряженно думал, что будет говорить королю. В отношении кузена де Куси он решил сказать, что тот погиб от рук разбойников, которые сочли их легкой добычей, поскольку они были всего вдвоем.
Он не станет рассказывать об ужасной головной боли, которая терзала его, когда, проснувшись, он обнаружил, что Алехандро и Кэт исчезли. Как и о том, что это состояние продолжалось весь следующий день.
Он не станет рассказывать, как удивился, когда выяснилось, что они оставили ему все его оружие и половину вяленого мяса. И укрыли плащом, чтобы защитить от ночного дождя. Королю не понравится, что его преданного товарища по оружию, героя множества сражений, обвели вокруг пальца. Да и не понять ему благодарности, которую Шандос испытывал к беглецам — за их доброту в ответ на его отнюдь не милосердное к ним отношение.
Он не станет рассказывать о безрассудном предложении, которое сделал Кэт, и о ее отказе.
— Они сбежали, сир, — вот и все, что он сказал.
— Сбежали? Просто сбежали, и все?
— Я слышал о них в Эйаме, к северу от ваших охотничьих угодий. Выяснилось, что жители изгнали их из этой деревни. Это последнее, что я узнал.
— И именно тогда ты отослал весь свой отряд назад?
Шандос молча кивнул.
— Твои люди, без сомнения, были рады принять участие в празднествах. Это был с твоей стороны… мужественный поступок — отказаться от удовольствий, продолжить поиски самому, в компании одного лишь Бенуа, да покоится этот идиот в мире.
— Я не большой любитель праздников, ваше величество.
— Это мне слишком хорошо известно. — Король встал, подошел к сэру Джону и остановился, сверху вниз недоверчиво глядя на него. — Скажи, Шандос, как человек опытный, есть смысл посылать еще один отряд? Не могут же эти двое просто раствориться в воздухе. Раньше или позже мы найдем их и предадим суду.
Шандос помолчал, обдумывая, как лучше ответить.
— Вы мой сеньор, а я ваш самый преданный слуга, — в конце концов заявил он решительно. — Но, не считая этого, мы с вами старые друзья, как вы сами только что сказали.
Король сощурил глаза, не сводя с него пристального взгляда.
— Да, ты мне друг — настолько, насколько они вообще могут быть у монарха.
— Я поддерживал вас и вашего сына во многих сражениях и в честь этого прошу позволения говорить откровенно.
— Даю тебе такое позволение, — с нехарактерной для него мягкостью ответил Эдуард.
Шандос нервно поерзал.
— Мое твердое мнение таково: нужно эту проблему закрыть.
— Объясни, — холодно сказал король.
— Леди никогда не подчинится вашей воле. Общество этого еврея для нее предпочтительнее, чем общество родных. И при всем моем уважении к вам, поскольку вы прекрасный, талантливый правитель, я сказал бы, что ее можно понять — в свете того поворота, который ее судьба могла претерпеть здесь.
Королю понадобилось время, чтобы переварить услышанное.
— Твоему рассказу о разбойниках трудно поверить. Скажи, это еврей убил Бенуа?
— Нет, сир, не он, — хладнокровно ответил Шандос. — В этом я уверен.
— Если даже и он, моя дочь все равно причастна к этому, пусть даже он оттянул тетиву. Де Куси, и это понятно, жаждет отомстить за своего кузена и выдвигает новые требования.
Шандос уловил нервные нотки в голосе правителя.
— Брак заключен, не так ли? Следовательно, вам нет никакой нужды прислушиваться к его требованиям. Если он жаждет мести, пусть сам отправляется на поиски.
«Даже если де Куси будет гоняться за ними сто лет, — подумал Шандос, — он не найдет их».
Эдуард помолчал, а потом спокойно сказал:
— Спасибо, Шандос. Возвращайся в свое седло, в котором ты так ловко сидишь, и делай то, что считаешь нужным. Скажи Чосеру, что я готов продолжить.
Шандос встал, коротко поклонился и вышел.
«Возлюбленный друг мой,
рада сообщить, что Гильом поправился. Как мне хотелось бы, чтобы эта новость взлетела со страницы и унеслась к тебе и Кэт! Он все еще избегает яркого света и почти не выходит из комнаты. Его товарищ по играм тоже оправился от оспы, но все лицо у него в рубцах, и, впервые увидев его, Гильом испугался. Я заверила его, что в сердце своем мальчик ничуть не изменился, хотя временами задаюсь вопросом, так ли это. Как может человек, в особенности ребенок, пережить все ужасы оспы, быть обезображенным ею и выйти из всего этого без вреда для своего внутреннего состояния? Мир навсегда должен измениться для человека, при одном взгляде на лицо которого люди содрогаются от ужаса.
