сторонников, которые еще входили в кабинет, отказались от своих мест, и за ними последовал герцог Графтон. Все оставшиеся принадлежали к группе Бедфорда и приверженцам короля; под руководством бывшего канцлера казначейства, лорда Норта, они образовали министерство, которое в сущности, только прикрывало короля Георга III, направлявшего общественные дела. «Он не только руководит министром, — сообщал внимательный наблюдатель, — во всех важных вопросах внешней и внутренней политики, но и дает ему указания касательно руководства прениями парламента, диктует, какие предложения нужно вносить или отвергать, какие меры проводить. Он удерживает за собой все назначения, определяет весь строй управления, распределяет места и права министров, судей и сановников двора, назначает и повышает судей Англии и Шотландии, назначает и перемещает епископов и деканов и раздает другие церковные должности. Он располагает военным начальством, полками, офицерскими местами и сам распоряжается перемещением войск. Он раздает титулы, почести и пенсии и отказывает в них». Всей этой огромной массой средств король постоянно пользовался для создания и сохранения в обеих Палатах парламента большинства, руководимого им самим, и влияние короля было заметно в постоянном действии такого большинства. Еще более оно сказывалось в подчинении, до которого было доведено министерство во главе с Нортом. На деле за двенадцать лет его существования — с 1770 года и до конца англо-американской войны — министром был сам Георг III, и на него падает позор самой мрачной поры английской истории.
Король был твердо намерен воспользоваться первым же случаем для отступления от «роковой снисходительности 1766 года». Мелкие беспорядки дали ему искомый повод. В декабре 1773 года прибытие нескольких английских судов вызвало новое раздражение в Бостоне, где строго соблюдалось условие: ничего не ввозить из Англии. Чернь, переодетая индейцами, проникла на корабли и выбросила их груз в море. Это насилие было осуждено как друзьями Америки в Англии, так и ее руководящими деятелями; и Вашингтон, и Чатам готовы были поддерживать ожидаемое от правительства требование удовлетворения. Но мысль короля была направлена не на удовлетворение, а на подавление, и он грубо отверг примирительные предложения лорда Норта и его товарищей. Они уже отвергли как «вздорное и огорчающее» ходатайство собрания Массачусетса касательно отставки двух чиновников, которые в письмах на родину советовали отнять у колоний их свободное учреждение. Теперь министры воспользовались беспорядком как предлогом для строгих мер. В начале 1774 года в парламент был внесен билль, наказывавший Бостон закрытием его гавани для всякой торговли; другой билль наказал штат Массачусетс отнятием вольностей, которыми он пользовался со времени высадки на берег его «отцов пилигримов». Хартия его была изменена: выбор совета был перенесен от народа к короне, а назначение судей было передано губернатору. Постановление еще более оскорбительное предоставило губернатору право отсылать в Англию для суда всех лиц, обвиненных в участии в беспорядках. Для проведения этих репрессивных мер в Америку были посланы войска, и их главнокомандующий, генерал Гэдж, был назначен губернатором Массачусетса.
Восторг короля по поводу открывавшихся перед ним перспектив был беспредельным. «Жребий брошен, — он писал, ликуя, министру. — Колонии должны восторжествовать или подчиниться». Для вразумления американцев будет достаточно четырех полков. Они кажутся «львами только до тех пор, пока мы разыгрываем ягнят». «Если мы примем твердое решение, — торжественно заключал он, — они, несомненно, окажутся очень послушными». К несчастью, удар, нанесенный Массачусетсу, вовсе не был принят с послушанием. Сознание опасности, угрожавшей общим свободам, успокоило завистливое отношение штатов друг к другу. Если английский парламент мог упразднить хартию Массачусетса и разрушить торговлю Бостона, то он мог отменить хартии всех колоний и погубить торговлю всех портов от реки Святого Лаврентия до берега Джорджии. Поэтому все вступились за Массачусетс, и законодательные собрания всех штатов, кроме Джорджии, отправили уполномоченных на Конгресс, собравшийся 4 сентября в Филадельфии. Массачусетс поступил гораздо смелее. Ни один гражданин не захотел подчиниться новым законам. Вопреки воле губернатора, собрание штата сошлось, созвало милицию и снабдило ее оружием и снарядами. Но примирение все еще было возможным. Постановления Конгресса отличались умеренностью, так как среди штатов, приславших уполномоченных, самым богатым и влиятельным была Вирджиния, правда, решившая противиться новым мерам правительства, но все еще державшаяся за метрополию. В Англии купцы Лондона и Бристоля громко высказались за примирение, а в январе 1775 года снова выступил Чатам с целью предотвратить борьбу, которую однажды ему уже удалось предупредить. С отличавшей его широтой чувств он отверг все полумеры или предложения компромисса. «Америку нам может вернуть, — говорил он, — не уничтожение клочка пергамента; вы должны относиться с уважением к ее страхам и неудовольствиям». Внесенный им по соглашению с Франклином билль предлагал отмену последних законов и гарантирование колониальных хартий, отказывался от притязаний на налогообложение и предписывал отзыв войск. Предполагалось созвать в колониях собрание для определения способов, при помощи которых Америка может содействовать уплате государственного долга.
Предложение Чатама было пренебрежительно отвергнуто лордами, подобное же предложение Бёрка было отвергнуто общинами, ходатайство лондонской общины в пользу колоний — самим королем. С отказом от этих примирительных попыток началась великая борьба, закончившаяся восемь лет спустя отделением американских колоний от британской короны. Конгресс представителей законодательных собраний колоний тотчас принял меры для общей защиты, предписал набор армии и поставил во главе ее Джорджа Вашингтона. Никогда более благородный человек не стоял во главе народа. Вашингтон был серьезен и предупредителен в обращении, его манеры были простыми и непритязательными; его молчаливость и ясное спокойствие свидетельствовали о полном самообладании; но в его внешнем виде немногое указывало на то душевное величие, которое, при всей простоте античной статуи, возносило его над мелкими страстями и низкими побуждениями окружавшего его мира. Командование было поручено ему просто из-за его влияния среди вирджинских землевладельцев и того военного опыта, который он приобрел, участвуя в пограничных стычках с французами и индейцами, а также в неудачном походе Брэддока на форт Дюкен.
Только в течение долгой войны колонисты оценили величие своего вождя, ясность его суждений, его героическую настойчивость, молчаливость в затруднительных положениях, спокойствие в часы опасности или поражения, терпеливое выжидание, быстроту и силу действий, высокое и ясное сознание долга, никогда не уклонявшееся от своей цели ни из гнева, ни из зависти, никогда, ни в мирное время, ни на войне, не подчинявшееся мелкому честолюбию, не знавшее другой цели, кроме защиты свободы соотечественников, другого личного стремления, кроме желания, обеспечив их свободу, вернуться к своему домашнему очагу. Почти бессознательно люди привыкли относиться к Вашингтону с доверием и верой, которыми пользовались немногие другие люди, смотреть на него с таким почтением, какое при воспоминании о нем охватывает и нас. Даже Америка
