— Вина ученому! — Берилла наполнила вином бокал и подвинула к Аруэтто.
— Для ученого — все, чего бы он ни пожелал, — сказала одна из девушек чуть хрипловатым грудным голосом.
— Что ж, я желаю единственного — общества людей с пытливыми умами, их вопросов, полных задора молодости.
— О, этого у вас будет в изобилии! — заверил Аруэтто один из парней. — А это правда, что вы умеете читать по-гречески, но пока не перевели Гомера?
— Да, пока я на эту дерзость не отважился, — подтвердил Аруэтто.
— Но вы должны это сделать! Ведь если вы этого не сделаете, мы никогда не прочитаем его поэм, а про них ходят такие рассказы!
— Но я еще не могу истинно оценить дух афинян, — возразил Аруэтто.
— Пусть не истинно, но как-то можете! А мы совсем не можем, мы даже ни одной книги не прочли, написанной греками!
— Ну а Пифагор? — Эскрибо поставил стул рядом с тем, что подал ученому Лелио, и уселся. — Можете вы объяснить, почему он был одновременно и математиком, и музыкантом?
— Ах! Вот вы о чем, молодой человек. Как ваше имя?
— Эскрибо, сэр.
— Эскрибо, Пифагор был, и прежде всего прочего, мистиком, который ничего так не искал в жизни, как того, чтобы понять устройство вселенной и природу существования человека! Музыка и математика для него были средствами к пониманию этого, вот и все.
— Музыка? Средство для понимания вселенной? — Фламиния наклонилась вперед и внимательно уставилась на старика. — Как это возможно?
И Аруэтто начал рассказывать...
Савл подошел поближе к Мэту и спросил:
— Ну, как себя чувствуешь, позабытый, позаброшенный?
— Обидно немножко, — признался Мэт, — но, учитывая обстоятельства, я нисколько не возражаю.
— Вот как? Почему же?
— Потому что я вроде бы придумал, как проникнуть во дворец Бонкорро и втереться к нему в доверие.
Савл удивленно глянул в сторону оживленно протекавшего семинара и перевел глаза на Мэта.
— Только не надо их втягивать во что-нибудь такое, что может кончиться печально, ладно?
— Не буду, — медленно ответил Мэт. — Думаю, печального конца не предвидится.
Друзья смотрели на молодых людей с восторгом, их посещали приятные воспоминания о студенческих годах, и вдруг наконец Паскаль выпрямился и воскликнул:
— Господи Боже! Позднота-то какая! А нам завтра пахать!
— Ничего, все и без нас растет, слава Богу, — успокоил его Эскрибо. — За один день с растениями ничего не случится. А вот другой возможности поговорить с настоящим ученым у нас скорее всего не будет.
— Только нельзя его переутомлять, — предупредила Берилла.
— Чтобы я переутомился, когда я чувствую такой прилив сил? Когда со мной рядом молодежь? — воскликнул Аруэтто. — Никогда! — Он улыбнулся. — Буду говорить столько же, сколько вы, мои юные друзья!
— Поехали, — махнул рукой Савл. — Профессорское «эго» заговорило. — Вечно с профессорами такая история.
— Ладно тебе. Существуют куда более противные причины для пробуждения «эго», — урезонил товарища Мэт. — И потом, это бывает только с настоящими учителями. Самыми-самыми настоящими.
— И все-таки что ты собираешься со всем этим делать?
— Как что? Придется прервать семинар, естественно. — Мэт посмотрел на звезды, быстро прикинул, который мог бы быть час. — А пока лучше немного поспать. Мне силы завтра ой как понадобятся. — Он дождался паузы в разговорах и обратился к хозяину: — Эскрибо! Не возражаешь, если я посплю у тебя на сеновале?
— На сеновале? — Вид у молодого человека стал ужасно виноватым. — Нет, друг мой! Вам надо выспаться на хорошей кровати!
— Это завтра, — успокоил его Мэт, — а сейчас мне не хотелось бы прерывать ваши дебаты. Высплюсь и на сене отлично: в последнее время мне доставалась постель и похуже. — Мэт обернулся к ученому. — Доброй ночи, Аруэтто, в следующий раз составь расписание занятий.
Глава 25
— Послушайте, я дал вам целый день на отдых, — укорял Аруэтто Мэт, — и предупреждал, что около полудня мы тронемся. Что мне с вами делать? Опять вы не спали всю ночь и разговаривали?
— Но ведь я так долго был одинок! — стонал Аруэтто. — Мне так трудно отказать молодым пытливым людям!
— Понимаю и искренне сожалею, что так не думали большинство из тех профессоров, у которых учился я. Но теперь вам предстоит встреча с еще одним весьма перспективным студентом.
— И кто же он?
— Король. Так, Савл, хватай его за другую руку. Готов? Запевай!
Они обо всем договорились заранее: их появление должно быть по возможности убийственно ярким и зрелищным — и заранее накропали себе в помощь стишок. Вот они встали посреди гумна и пропели:
Пускай мы — рожденные ползать,
Но все же сейчас полетим,
А самое главное — сядем
Вот именно там, где хотим.
Не нужен нам берег турецкий
И даже родная страна,
Нам нужен дворец королевский,
А Африка нам не нужна!
Ничего не произошло. Ну, то есть на какой-то миг все трое ощутили чудовищное напряжение энергии, сгустившейся рядом с ними, — их как бы затянуло в самую середину воронки, где противоборствовали две силы — одна тянула, другая не пускала, и в процессе этого противоборства обе силы пытались деформировать троих друзей, но вот воронка как бы крутанула их и выбросила.
— Что это было? — задыхаясь, спросил Аруэтто.
— Наше переносное заклинание, которое должно было доставить нас во дворец и разрушить защитное заклинание Бонкорро, — уныло проговорил Мэт. — Елки-палки! Он чересчур силен! Даже вдвоем мы не могли пробиться!
— Ну что же... — глубокомысленно протянул Савл и воззрился на Стегомана. — У нас есть другой вид транспорта, и не менее зрелищный к тому же.
— В каком-то смысле даже более. — Мэт повернулся к своему старому другу и вздохнул. — Прости, что снова приходится обращаться к тебе, Стегоман, но... ты не будешь сильно возражать, если я попрошу тебя снова полететь туда, где нас ждет смертельная опасность?
* * *
Когда дракон совершал круговой облет замка, Аруэтто перегнулся через плечо Мэта и показал вниз.
— А что это за блестящее кавалерийское войско?
— Королева Алисанда! — ахнул Мэт. — Это не просто войско, это моя жена!
— Как думаешь, может быть, нам стоит дождаться ее? — спросил Савл.
Мэт принялся обдумывать этот вопрос, а Стегоман тем временем описал очередную четверть круга и спустился немного пониже. Внизу, во внутреннем дворе замка, его заметили. Кто-то кричал, кто-то указывал на дракона, кто-то уже улепетывал — словом, каждый действовал сообразно собственному вкусу.
