Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
Я приехал в музей, чтобы спросить Спенсера, повлиял ли перелет Линдберга на историю авиации, и если да, то в какой степени. «О да, очень повлиял!» – воскликнул Спенсер и провел меня в соседнюю галерею под названием «Америка в воздухе». Эта галерея представляет собой кубической формы зал, заполненный разнообразными старыми самолетами. На несведущий взгляд кажется, что между ними нет никакой связи, но на самом деле все они были отобраны для выставки неспроста. «Если рассматривать их в том порядке, в каком они были выставлены, то они расскажут весьма занимательную историю», – сказал Спенсер.
Первым делом он указал на трехмоторный «Форд» 1928 года, похожий на коробку серого цвета, сделанную из алюминиевых листов. Он походил на самодельную конструкцию, словно сооруженную в гараже каким-то умельцем, не до конца еще усвоившим принципы аэродинамики. Наверное, это отчасти объясняет, почему Генри Форд отказывался подниматься на борт своих собственных самолетов.
«Сравните его со следующим», – сказал Спенсер и подвел меня к «Боингу 247-D». «Боинг» был крупнее и явно изящнее. Все его поверхности имели обтекаемую форму, крылья были лишены проводов и подпорок, двигатели были скрыты в крыльях, а не просто подвешены к ним. Он, несомненно, производил впечатление самолета уже из совсем другой эпохи, в которой большое внимание уделялось стилю.
«А потом появился вот этот», – гордо произнес Спенсер, указывая на шедевр своей коллекции, «Дуглас DC-3», сконструированный в 1935 году и запущенный в производство в 1936-м. Это был первый настоящий авиалайнер в современном смысле слова с 21 посадочным местом, способный преодолеть 1500 миль со скоростью почти 200 миль в час. Пассажиры садились на борт DC-3 в четыре часа утра в Нью-Йорке и прилетали в Лос-Анджелес еще до завтрака. Так началась эра современной авиации.
«И все это произошло менее чем за десять лет, – сказал Спенсер, оглядывая другие сокровища вокруг нас. – Вот как повлиял перелет Линдберга».
«Но рано или поздно это все равно бы случилось?» – спросил я.
«Конечно, – согласился Спенсер. – Но не так быстро, и уж без такого безусловного превосходства Америки».
По некоторым оценкам, после перелета Линдберга в авиационную промышленность Америки было вложено около 100 миллионов долларов. В середине 1920-х в небольшую авиационную фирму «Боинг» в Сиэтле поступало так мало заказов, что ей иногда приходилось браться за производство мебели. Через год после перелета Линдберга на ней была занята уже тысяча рабочих. Для 1930-х годов авиация стала тем же, чем радио для 1920-х. Сам Линдберг неустанно занимался пропагандой авиации. Едва закончился его общенациональный тур, как Дуайн Морроу, только что назначенный послом в Мексике, пригласил его посетить с дружественным визитом эту страну. Мексика тогда находилась на грани революции, и предложение, надо сказать, было довольно рискованным. Незадолго до этого на поезд между Мехико и Лос-Анджелесом напали бандиты, убившие несколько пассажиров, в том числе и молодую американскую учительницу Флоренс Андерсон. Морроу с супругой передвигались по стране в бронированных автомобилях. Казалось, вряд ли кто-то в Мексике обрадуется дружественному визиту американского летчика.
Но Линдберг принял приглашение и тут же принялся составлять план тура по Центральной Америке и Карибским островам, еще более дерзкий и временами более опасный, чем тур по Америке. Примечательно, что финансировал его Линдберг сам.
13 декабря, всего через шесть недель после окончания тура по США, Линдберг вылетел из Боллинг-Филда в Вашингтоне и направился в Мехико. Расстояние между этими столицами равно всего двум третям расстояния до Парижа, но перелет от этого был не менее героическим. Линдбергу не удалось найти подробную карту Мексики и он пользовался маленькой картой, похожей на страницу, вырванную из школьного учебника географии. Пока путь шел вдоль побережья Мексиканского залива, ориентироваться было легко, но когда он свернул у Тампико, то руководствоваться приходилось одним лишь чутьем. Единственный город, мимо которого пролетел Линдберг, не был отмечен на карте, а ведущие в разных направлениях железнодорожные пути тоже не особенно помогали. Через некоторое время летчик заметил одинокую гору, принял ее за Толуку и решил, что пролетел мимо цели. К тому времени, как он вернулся и приземлился на аэродроме Вальбуэна, он провел в воздухе 27 часов 15 минут и опаздывал на несколько часов.
Самолет коснулся земли в 14.30, и тут же к нему в едином порыве устремилась стопятидесятитысячная толпа, поднявшая самолет и затащившая его в ангар на руках. Дуайт Морроу, стоявший на трибуне вместе с президентом Мексики Плутарко Кальесом с восьми часов утра, наверное, на тот момент был самым довольным человеком в Западном полушарии.
Следующие два месяца Линдберг летал по Центральной Америке, часто при самых неблагоприятных погодных условиях или приземляясь на мало приспособленных для этого площадках. Повсюду его встречали, как героя. В его честь называли школы, реки и коктейли, не говоря уже о детях. Он посетил Гватемалу, Белиз, Сальвадор, Гондурас, Никарагуа, Коста-Рику, Панаму, Колумбию, Венесуэлу, Виргинские острова, Пуэрто-Рико, Доминиканскую Республику, Гаити, Кубу и зону Панамского канала, но Рождество встретил в Мексике, вместе с семейством Морроу. Там он познакомился с Энн Морроу, дочерью посла. Она тогда заканчивала колледж Смит в Нортгемптоне (в том городе, где жил Кулидж). Это была застенчивая, на удивление сдержанная, миловидная и умная девушка. Линдберг просто не мог сопротивляться ее чарам. Впервые в жизни у него появилась подружка. Вскоре состоялась помолвка, а через полгода они поженились.
По возвращении в США Линдберг почти сразу же снова отправился совершать героические поступки. На востоке Канады, на удаленном клочке земли под названием Гринли-Айленд у побережья Лабрадора, сел самолет, на котором из Ирландии в Канаду летели два немца и один ирландец. Это был первый успешный перелет через Атлантику в обратном направлении, но теперь летчики оказались отрезанными от земли. На помощь им вылетели Флойд Беннет и Бернт Балхен. Беннет был тем самым летчиком, что едва не погиб при первом полете «Америки» Ричарда Бэрда годом ранее. То ли ему поразительно не везло, то ли он еще полностью не поправился, но, прибыв в Канаду, он слег с воспалением легких. Узнав об этом, Линдберг попросил Рокфеллеровский институт дать ему сыворотку и тут же полетел в Канаду, несмотря на снежную бурю. К сожалению, сыворотка оказалась не того типа, и Беннет скончался в возрасте тридцати семи лет.
В Рокфеллеровском институте Линдберг познакомился с Алексисом Каррелем, который стал его другом и оказал большое влияние на его взгляды. «Никто во взрослом возрасте не повлиял на Чарльза Линдберга так, как Алексис Каррель», – писал Э. Скотт Берг в своей прославленной биографии Линдберга 1998 года. Каррель родился во Франции, в Лионе, окончил там медицинский факультет университета и стал одним из самых выдающихся хирургов того времени. Еще будучи студентом, он прославился своей необычайной ловкостью – например тем, что мог связать две нитки всего двумя пальцами или сделать пятьсот швов на клочке сигаретной бумаги. Это были не просто фокусы; такое мастерство позволило Каррелю разработать новые методы сшивания кровеносных сосудов. Их внутренняя поверхность оставалась ровной, и они не закупоривались, благодаря чему удалось спасти бесчисленное количество жизней. В 1906 году он стал членом совета Рокфеллеровского института, а шесть лет спустя был удостоен Нобелевской премии по медицине. За свою долгую карьеру Каррель также стал первым, кто выполнил операцию коронарного шунтирования (на собаке) и заложил основы для последующих исследований в области трансплантации органов и тканей.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
