– Я ничего не смог найти. – Он проверил приборы, а затем посмотрел на Рокермана. – Как тебя угораздило вляпаться в это дело?
– Я был, наверное, самым очевидным кандидатом.
– Надо же. И для чего?
– Я пользуюсь доверием президента, советников, имею солидный опыт для… чтобы понимать некоторые вещи.
– Мои друзья говорили, что из тебя могут сделать козла отпущения.
– Что это значит?
– То, что кто-то ненавидит науку и людей от науки. Кстати, как ты ухитрился заразиться?
Рокерман сглотнул. Это было сложно объяснить.
– Я… впрочем, все это глупо. Просто открыл не ту дверь на карантинной станции. Они должны были ее хорошо запереть на замок!
– А может, это тебе следовало бы быть более осторожным.
Рокерман начал лихорадочно придумывать повод, чтобы изменить тему разговора.
– Почему именно вы стали моим пилотом?
– Я вызвался на это дело добровольно.
– Почему?
– У меня дядя в Ирландии, настоящий чудак. Никогда не был женат и богат настолько, что может заплатить национальный долг. – Маккрей усмехнулся. – А я – единственный еще живой его родственник.
– И он все еще… я имею в виду, все еще жив?
– У него самодельный передатчик, и радиолюбители передают сообщения от него. Дядюшка приобрел там имение в частное пользование. И что интересно, он возрождает религию друидизма – поклонение деревьям.
– Он, случайно, не сумасшедший?
– Это не сумасшествие, это – судьба.
– А вы единственный наследник? Как вы можете быть уверены в этом или в том, что наследство будет… Как известно, все течет, все изменяется.
Маккрей пожал плечами.
– Дядюшка Мак и я очень похожи. К тому же он всегда меня любил. Все идет своим чередом, и, по-моему, каждый на моем месте попробовал бы разобраться в деталях и позаботиться о собственных интересах, верно?
– Что ж, желаю удачи.
– Тебе тоже, Билл. Тем более, что ты действительно в ней нуждаешься.
– Я все-таки не понимаю, что заставило вас думать о том, что на борту находится… бомба?
– Я знаю о Турквуде такие вещи, о которых большинство людей боятся даже шептаться.
– Вы его хорошо знали?
– Еще задолго до чумы и потом… но только по телефону. Вот что меня беспокоит, Билл. Мне известно кое-что из того, от чего Турквуд хотел бы избавиться. Но не знаю, почему он хочет уничтожить тебя, кроме варианта сбрасывания со счетов.
Рокерман почувствовал, как пересохло у него в горле, вспомнив чрезмерную осторожность Сэддлера. Ни слова о том, что он несет в своем кейсе, об особой поисковой программе от Ди-Эй, и о том, что до Турквуда ничего не должно дойти. Может быть, это послужило причиной смехотворного оправдания на карантинной станции. Случайное заражение!
– С тобой все в порядке? – поинтересовался Маккрей. – Что-то на тебе лица нет.
– Это безумие, – бормотал Рокерман. – Кому-то важно, чтобы я попал в Англию! А вы должны добраться до Ирландии, узнать, действительно ли у них есть О'Нейл. Боже мой! Если это О'Нейл и его заставят говорить!
– Если… если у них действительно есть О'Нейл и этот сукин сын еще жив. Я, может быть, надоедлив, Билл. Если бы я был в Ирландии и этот парень попал бы мне в руки…
– Они знают, насколько важно сохранить ему жизнь!
– Разве? Какая им разница? Что они могут при этом потерять? – Маккрей снял свою амуницию. – Я еще раз все осмотрю. Может, придется кое-что просверлить. Ничего не трогай, Билл.
– Мистер Маккрей?
– Зови меня просто Мак.
– Хорошо, Мак… – Рокерман покачал головой. – Нет, это слишком дико.
– Ничего дикого и быть не может. Что тебя так нервирует?
– И доктор Сэддлер, и президент были очень озабочены тем, чтобы… ну, чтобы это путешествие держалось в секрете от Турквуда, то есть до тех пор, пока…
– В секрете? Почему?
– Уф! Я не знаю.
– Ты знаешь, но не говоришь. О Боже! Я сам принял на борт еще один опасный груз!
– Мне жаль. Мак, но все это, вероятно, просто наше разыгравшееся воображение. Настало время…
– Настало время для разыгравшегося воображения. – Пилот уставился на приборную панель, потом дотронулся до белой кнопки над штурвалом. Над кнопкой загорелся красный огонек. – Это, наверное, из-за того, что мы движемся слишком быстро, – пробормотал Маккрей. Он отключил автопилот и взялся за штурвал.
Рокерман наблюдал за медленно движущейся зеленой полоской индикатора скорости, которая остановилась на ста двадцати.
И снова Маккрей нажал на белую кнопку. Красный огонек опять загорелся.
– Должно быть, какие-то неполадки в схеме, – буркнул пилот.
– Что ты делаешь? – поинтересовался Рокерман.
Маккрей взялся за штурвал, проверил курс и опять включил автопилот. Они теперь летели над открытым океаном, над тонким изорванным облачным одеялом. Яркое солнце бросало на волны белые искры.
– Тут есть маленькая барометрическая безделушка, которая уже несколько раз использовалась, – сказал Маккрей. – Мои друзья говорят, что она очень нравится Турквуду. Эта штука прикрепляется к куску пластиковой взрывчатки и располагается в камере шасси. Она на взводе, когда вы снижаете скорость, и если вы опускаетесь ниже установленной высоты – БАБАХ!
– Какой… какой высоты?
– Может быть, пару сотен метров. Как раз тогда, когда вы у цели, поле перед вами, и вы ни черта не можете сделать. У вас нет времени на то, чтобы выпрыгнуть с парашютом, даже если он у вас есть, а у нас его нет. Зато у вас будет уверенность в том, что вас размажет по всем окрестностям. То, что от вас останется, поместится в шлеме и будет в нем похоронено.
– Похороны в шлеме?
– Если соберут достаточно ваших останков, чтобы его наполнить.
– Как ты можешь подтвердить, что…
– Этот маленький красный огонек. Авария. Зеленый огонек говорит о том, что шасси убрано или выпущено, в зависимости от того, что показывает индикатор вверху. – Маккрей ткнул пальцем в индикатор, который мигал зеленым светом. – Когда я проверяю, эта лампочка говорит, что шасси не убрано, но мы летим, будто все в порядке.
– Может ли этому быть другое объяснение?
– Разве что схема не в порядке. Но, черт побери! Целая бригада механиков проверяла все детали на этой птичке!
Рокерман на мгновение задумался, потом глубоко вздохнул и покачал головой.
