Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
Античные авторы уверяют, что расправой руководил Луций Сергий Катилина, будущий знаменитый заговорщик. По словам Плутарха, он отнес голову убитого Сулле, после чего отправился к храму Аполлона и омыл руки в священной кропильнице (Сулла. 32.4). Он, как уверяет тот же автор, расправился с Гратидианом в благодарность за то, что Сулла позволил ему внести в проскрипции собственного брата после того, как тот уже был убит Катилиной (Сулла. 32.3; Цицерон. 10.3). Однако все это вызывает сомнения. Цицерон и Саллюстий, которые при своей неприязни к Каталине вряд ли упустили бы такую колоритную подробность, как братоубийство, молчат о нем. Плутарх же, рассказывавший эту историю, жил почти два столетия спустя и поверил явно вымышленной истории[1249] — биография легендарного заговорщика еще в Средние века продолжала обрастать самыми невероятными подробностями.[1250] Не совсем ясно также, почему Саллюстий не упомянул о роли Каталины в дикой расправе с Марием Гратидианом, а Цицерон говорил о ней лишь перед собственным избранием в консулы,[1251] но не упомянул в речах против Каталины в 63 году. Высказывалось предположение, что казнь Мария совершил друг будущего заговорщика, Катулмладший, мстивший за отца родственнику победителя кимвров.[1252] Это вполне возможно, но вряд ли Катилина вообще не был причастен к расправе.[1253] Ему также приписывали убийство Квинта Цецилия, Марка Волумния, Луция Танузия, а также когото из Нанниев (Квинт Цицерон. О соискании консульства. 9; Асконий. 84С). Сейчас уже трудно проверить, насколько верны эти слухи, но вряд ли они были совершенно безосновательны.[1254]
Почему именно Катул руководил расправой? На сей счет сведений нет. Позволим себе еще одно предположение. Дело в том, что Марий Гратидиан, как уже говорилось, был, видимо, трибуном 87 года, который и вызывал в суд Катуластаршего (Бернские схолии к Лукану. П. 173). Погибли также Марк Плеторий, Лукреций Веспиллон, Венулей, Бурриен и многие другие люди сенаторского и всаднического ранга. Аппиан пишет, что людей убивали там, где настигали — на улице, в домах, в храмах; некоторые в страхе бежали к Сулле, надеясь на его заступничество, но и это их не спасало (ГВ. I. 95. 443).
Античные писатели сохранили несколько историй о гибели римлян, никак не ожидавших расправы. Про некоего Лоллия рассказывали, что он подошел к списку проскрибированных и стал читать его, ничего не подозревая, однако увидел там свое имя и попытался улизнуть, покрыв голову. Его убили тут же, на форуме (Орозий. V. 21. 4). Другой, не названный по имени человек, читая первый список, отпускал язвительные замечания по адресу внесенных в него, но когда увидел, что сам попал во второй, также попытался бежать с покрытой головой и также был застигнут и предан смерти (Диодор. XXXVIII. 19). Может, речь шла все о том же Лоллии,[1255] а с другой стороны, всякий, заметив свое имя среди проскриптов, захотел бы бежать неузнанным, а посему такое могло произойти не с одним и не с двумя людьми.
Среди пострадавших оказался и Квинт Аврелий. «Человек, чуждавшийся государственных дел, полагал, что беда касается его лишь постольку, поскольку он сострадает несчастным. Придя на форум, он стал читать список и, найдя там свое имя, промолвил: «Горе мне! За мною гонится мое альбанское имение!»[1256] Он не ушел далеко, ктото бросился за ним следом и прирезал его» (Плутарх. Сулла. 31. 11–12). А ктото, очевидно, завладел альбанским поместьем Аврелия.
Еще более драматично описывает царившие безобразия Дион Кассий, опиравшийся на повествования о репрессиях эпохи Империи. Те, кто подходил к спискам опальных, обвинялся в излишнем любопытстве, а те, кто этого не делал, — в пренебрежении распоряжениями властей. Карали даже за слезы или улыбку, появлявшиеся на лицах людей, читавших проскрипции (XXX–XXXV. 107.14–16). Как тут не вспомнить знаменитый рассказ Тацита о соглядатаях Нерона, которые запоминали имена и лица тех, кто не слишком усердно посещал спектакли с участием императора, и о воинах, которые били зрителей, не аплодировавших властителю с должной стройностью! (Анналы. XVI. 5.)
Конечно, в этих рассказах немало чисто литературных черт, чтото в них наверняка преувеличено,[1257] но факт остается фактом: убивали зачастую людей, не имевших отношения к политике. С одними сводили счеты недруги, других погубило собственное богатство, вызывавшее у многих желание завладеть им путем устранения владельца. Любопытно, что античные писатели, много и охотно повествовавшие об ужасах марианских убийств 87–86 годов, таких сюжетов применительно к ним не рассказывали. Сулла, несомненно, знал о «перегибах», но неизвестно, чтобы он хоть раз отнял у убийц нажитое подобным образом, не говоря уже о каких — то наказаниях. Так что попытки объяснить садистскую жестокость Суллы во время проскрипций тем унижением, которое пережил он, когда его объявили врагом, разрушили его дом, чуть не погубили семью и т. д.,[1258] не вполне удачны. За это логично было карать недругов, но как объяснить гибель невиновных? И все же доля истины в таких рассуждениях есть: Сулла с немалым трудом добился славы и почестей, добился консулата, недоступного его фамилии почти два века, и вот его захотели лишить плодов заслуженного успеха. И те, кто не понял, на чьей стороне справедливость и вовремя не перешел на сторону Суллы, для него просто не существовали. Их судьба его не волновала.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 141
