Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
Но совсем не помнит лица.
И не помнит, что произошло потом, когда те двое скрылись в сторожке. Была ли там Кьяра? Если нет, ей все равно пришлось бы пройти мимо брата, другого пути не существует. Разница лишь в направлении движения: туда (Кьяра) — обратно (бравые вояки). Но странным образом Алекс оказался невидимым для всех. Вот черт, странностей здесь хватает, они наслаиваются одна на другую, так что пора бы перестать удивляться.
— Я… позвал их, Кьяра.
— И? Получил ответ?
— Если поднятую руку можно считать ответом…
— Значит, тебе помахали?
— Да.
— А потом?
— Ну… Кажется, я поскользнулся на тропе. Упал и потерял сознание. А когда пришел в себя, никого рядом не оказалось. Кроме дурацкой сторожки. Мне оставалось только войти сюда. Остальное ты знаешь.
— Упал и потерял сознание, — эхом отозвалась Кьяра. — И эти двое парней… с которыми ты вступил в визуальный контакт и которых посчитал спасателями… не пришли тебе на помощь?
— Честно говоря, это показалось мне странным.
— Могу тебя успокоить. Здесь никто никому не приходит на помощь. Здесь, в «Левиафане» и окрестностях.
— Наверное, ты успела изучить это место лучше, чем я.
— Может быть. Но и ты знаешь о нем достаточно. Покопайся в памяти, братец.
Это всего лишь слова, а не руководство к действию. Тем не менее Алекс зажмуривается. И с удивлением обнаруживает, что темнота не стала гуще, а сквозь плотно сомкнутые веки все так же просвечивает луна бледного Кьяриного лица. Что значит «покопайся в памяти»? Кьяра предлагает ему снова спуститься вниз, по металлическим скобам? Туда, где остались мандариновые корки, ложные нарциссы, сама Кьяра и Лео, целующий ее в шею? Туда, где остались сны Себастьяна и свободно гуляющая по ним кошка Даджи? И поезд на Каттолику, как он мог забыть о поезде на Каттолику? И туман, и боль в плече… Впрочем, эта боль никуда не исчезала, она затихала на время, но исправно возвращалась. Вот и сейчас Алекс чувствует, что плечо вновь его беспокоит. А потом возникает новый очаг беспокойства — в районе шеи.
Ощущение такое, что чьи-то холодные пальцы сомкнулись на кадыке и поддавливают его. Это точно не Кьяра, все еще не отпускающая запястья брата, ведь у Кьяры всего лишь две руки. Нужны еще как минимум две, секунда-другая — и Алекс начнет задыхаться! Ужас парализует его, луна медленно приближается и перестает быть бледным пятном. На ней отчетливо проступает лицо.
Это не Кьярино лицо, но определенно женское.
И чем резче становятся его черты, тем сильнее становится боль. Невидимые руки сменяет такое же невидимое лезвие ножа, стоит ему скользнуть по коже, и из несчастного Алексова горла хлынет кровь. А затем голова и вовсе отделится от тела.
— Виктория!..
Кажется, Алекс произнес это имя вслух, и это спасло его от неминуемой гибели. Он снова может дышать, снова может смотреть на Кьяру — единственную луну в этом странном сумрачном мироздании.
— Вот видишь, — в голосе Кьяры послышалось удовлетворение. — Вот ты и вспомнил…
— Ничего я не вспомнил. Я не знаю, кто такая Виктория.
— Но ты назвал именно это имя. Никакое другое.
— Я не знаю, кто такая Виктория, — упрямо повторил Алекс. — Может быть, тебе кое-что известно о ней?
— Только то, что она никогда не поднималась сюда, в горы. И что она была очень хороша собой.
Сноубордистки и лыжницы, с которыми время от времени встречался Алекс, — забавные, дерзкие, частенько смахивающие на мальчишек. Его невеста Ольга вполне могла бы рекламировать пиво, но с напитками поизысканнее ей не справиться. Кьяра… Кьяра — такая же дерзкая, как и сноубордистки, ей по плечу аперитивы, диджестивы и самый широкий модельный ряд виски и… что там еще употребляют маньяки и серийные убийцы?..
С чего бы Алекс вдруг подумал о серийных убийцах?
Они — реальность, в которой изо дня в день существует его сестра, — вот с чего. Объяснение лежит на поверхности; по таким же поверхностям, по твердям — земным и водным — скользят поезда, плывут корабли. Они отправляются на Каттолику и в круиз вокруг Апеннин. Садилась ли таинственная Виктория в поезд, занимала ли отдельную каюту на корабле?
Номер тридцать один.
В свое время эта каюта целых две недели принадлежала родителям Алекса и — опосредованно — самому Алексу, который только готовился к своему появлению на свет. Родители — самые близкие для него люди после комиссара Рекса, стоит только вспомнить о них, как в душе разливается тепло. Мысли о Кьяре рождают совсем другие чувства, ни о каком тепле речи не идет. Скорее о жа´ре, он бывает нестерпимым, но быстро спадает, оставляя после себя легкое онемение кожи. Легкое онемение может вызвать и холод. Именно эта амплитуда всегда характеризовала отношения брата и сестры: из жара в холод и обратно. Оба они упустили массу возможностей смешать два разнонаправленных потока, привести их к единому температурному знаменателю и сблизиться окончательно. Может быть, сейчас это время пришло? Сейчас, когда оба они нуждаются в помощи, — Алекс уж точно нуждается! Да и состояние Кьяры далеко от нормального. Ничем другим, кроме как временным помутнением сознания и страхом, не объяснить ее странные речи и еще более странные телодвижения. Она по-прежнему крепко держит брата за запястья, не разрешает воспользоваться зажигалкой, чтобы рассмотреть метеостанцию хотя бы в незначительных подробностях.
Чтобы рассмотреть ее саму.
Она в штыки встретила его предложение о радиосеансе с К., а ведь это могло положить конец кошмару и существенно облегчить их участь. И эти расспросы о неизвестной Алексу Виктории…
Не такой уж неизвестной.
Стоило повторить ее имя про себя несколько раз, как где-то внутри (там, где находится сердце) возникло странное стеснение, в горле пересохло, а в висках застучали молоточки. Что-то связывает Алекса и Викторию, это несомненно. Иначе и быть не может, не станешь же носить фотографию совершенно постороннего человека в нагрудном кармане…
Вот он и вспомнил — фотография!
Лицо, что на секунду явилось ему во тьме, — точная копия лица с карточки, которая лежит сейчас в кармане рубашки. Алекс снял ее со стены в комнате, где ничего изменить нельзя. Зачем он это сделал? Ответа нет, кроме того, что уже озвучен Кьярой: девушка «была очень хороша собой» — как кинодива, как самая настоящая звезда. Но мало ли существует на свете кино— и телезвезд? Тот же комиссар Рекс. Или Алида Валли, чей триумф не застал не только Алекс, но и его мать. Мама всегда утверждала, что похожа на Алиду Валли, с поправкой на время, разумеется. Другая прическа, другой макияж, другой вырез декольте и — иной взгляд. У женщин из прошлого взгляд немного рассеянный. И такая же рассеянная улыбка: ничего общего с дерзким оскалом нынешних сноубордисток. И Кьяры.
Алекс никак не может решить, к кому прислонить фотографию Виктории — к погасшей звезде Алиде Валли или к Кьяре со сноубордистками. Он хорошо помнит ее рассеянную улыбку, но чувства, которые она вызвала, прошлыми не назовешь.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
