— Ну, не с такими, не с настоящими цыганами. Они общаются только друг с другом. Но если говорить о цыганистой…
— Под кибиткой. В густой, душистой траве.
— Если говорить о цыганистой личности, свободной и необузданной, рычащей и кусачей…
— Я имел в виду настоящих.
— Нет.
— Тогда извини.
— Но когда я увидел грандиозную церковь, построенную Гауди в Барселоне, грандиозную Саграда Фамилья, грандиозный призрак собора или, вернее, грандиозный скелет собора, вот тогда я понял, особенно увидев в подвальной мастерской чертежи и макеты тех частей этого грандиозного собора, которые еще не построены, а может и никогда не будут построены, прикрытые пластиком чертежи на стенах мастерской и макеты на козлах посреди мастерской, и мастеровых, продолжающих корпеть над великолепно выполненными чертежами и белыми гипсовыми макетами, и рабочих на сущих башнях Барселонского Темпло Экспиаторио де ла Саграда Фамилья, рабочих на и между сущих башен и стен Барселонского Темпло Экспиаторио де ла Саграда Фамилья, поразительно немногочисленных рабочих, которые все еще работают и будут работать Бог знает еще сколько десятилетий, если удастся собрать деньги, мы опустили пожертвование в пластиковый ящичек, поразительно немногочисленных, но беззаветно преданных рабочих, которые все еще работают, черпая силы в пламенном вдохновении Антонио Гауди, каталонского архитектора, причисляемого многими к лику святых, — увидев все это, я вдруг осознал то, чего не осознавал прежде, чего не замечал все эти долгие годы, осознал, что не только лучше меньше, да лучше, но и лучше больше, да лучше. Ошеломленный этим этическим королларием, я упал в обморок.
— Что такое этический королларий?
— Больше.
— Когда с тобой приключился обморок, ты действительно упал?
— Я упал вверх, глядя снизу на сущие башни Саграда Фамилья. Головокружение от высоты — в отличие от обычного «головокружения от высоты», являющегося, по сути, головокружением от глубины.
— Однако Гауди творил in nomine Domini. Лично мне не кажется, что здесь применим этот, как ты выражаешься, этический королларий.
— Подводит идейную основу под стяжательство.
— У меня убогая жизнь. Не плохая, просто не насыщенная.
— Что ж, я умею думать, ведь верно? Это ведь я подумал о борделе, так ведь?
— Убого, это была очень убогая идея, этот парень думает о соборе, а ты о борделе, да? С чем вас и поздравляем. Ты понимаешь, о чем я?
— А я предложил его украсть, ребенка. Найти прилично выглядящий экземпляр и украсть, это далеко не худшая идея, какую я слышал.
— Далеко не худшая.
— А когда он достигнет возраста сексуальной доступности, мы скажем ему повременить.
— Вот так я ей и сказал.
— И я своей, я ей тоже так сказал. Сказал повременить.
— Ты сказал ей повременить?
— Вот так я ей и сказал.
— И как она это восприняла?
— Она сидела и молча слушала, как я говорю ей повременить.
— Я тоже сказал своей повременить.
— И как она реагировала?
— Сидела, вот и все.
— И ты думаешь, она временит?
— Откуда мне знать?
— Некоторые думают, что шестнадцать.
— Биологически это, конечно, хреново. Для них.
— Я никогда не понимал, почему эти дела настолько… настолько не в фазе. Биологический аспект с культурным.
— С культурно-психологическим.
— Очень странно быть в таком положении. Советовать кому-то повременить.
— У нее есть кто-нибудь на уме?
— Да есть там этот малец с «хондой».
— Но ты же ей не разрешаешь… Эти штуки, на них же очень опасно.
— Он дает ей шлем.
— Ты хочешь сказать, она носится по городу на заднем сиденье «хонды», крепко обхватив этого парня за живот, и ее грудь трется о его спинные мускулы? В четырнадцать лет?
— А что прикажете делать?
— Сказать ей повременить.
— Слава Богу, что хоть не «Харлей».
— Как его зовут?
— Хуан.
— О.
— А как с твоей?
— Моя встречается с целой кучей кандидатов. Все кандидаты мне представлены. Вожаком этой, я бы сказал, стаи является этот самый Клод.
— Его зовут Клод?
— Он в этом не виноват.
— Есть одна вещь, один маленький момент, с которым мы, как мне кажется, имеем право себя поздравить. Мы дали им простые имена.
— Простые, но красивые.
— Знаете, что я тут недавно встретил? Яхне. Я-х-н-е.
— Шутишь.
— Ни в коем разе. Я-х-н-е.
— Потрясающе.
— Да. Так что же с этим Клодом?
— Ему семнадцать лет.
— Ему семнадцать?
— Вот-вот.
— Малость староват для четырнадцати, тебе не кажется?
— А что прикажете делать?
— Семнадцать самый распущенный возраст.
— Семнадцать чистая анархия.
— Вспомню себя в семнадцать, так это был кошмар. Абсолютный кошмар.
— Аналогично.
— Управление машиной в нетрезвом виде, так это еще ботва.
— Сейчас подумаешь, так волосы дыбом.
— И ведь я не был каким-нибудь там бешеным, а некоторые из ребят, они ж были совсем бешеными.
— Я тоже встречал таких.
— Понимаешь, они же всерьез считали, что кровь на седле это специально.
— И не напоминай.
— Вот и говори про поведение.
— Да.
— Это ж такое было поведение, туши фонарь.
— Да.
— Можно сказать им, чтобы повременили, но что ты скажешь им потом, после того, как сказал повременить.
— Сказать им держаться на хрен подальше от бабушкиного домика.
— Так они и послушались.
— Что ж, по крайней мере, мы дали им простые имена.
— Простые, но красивые.
— Украсть ребенка. Начать все сначала.
— Разорвать его в клочья, в клочья, в клочья.
— Или сходить на полянку.
— Знойным полднем.
— Чертовы нимфы, должны ж они где-то быть.
— Обворожительные шеи для кусания.
— Осторожные, антропологические укусы.
