Клюнул. Сообразил, что неспроста это я из комбинезона выпрыгнуть готова. Сколько дом и кабинет ему оформляла, ни разу лишнего взгляда себе не позволила, а тут...
Обещает уроки по индивидуальной программе - что и требовалось. Отправляет своих охранников и почти пешком - иначе я на этих скользких палках не умею - двигается вслед за мной к небольшому запорошенному снегом лесочку. Зачем двигается, непонятно. У мужиков иногда мозги не пойми как устроены. Не в этом же лесочке он меня поиметь намеревается. Тащил бы сразу в свое шале. Нет, едет со мной в сторону лесочка, старательно делая вид, что пытается мне «технику поставить». Технику чего, интересно было бы мне знать? Ах, да! В шале же супруга законная, милая в общем-то женщина, да нам в шале и не требуется. Нам, совсем напротив, требуется в лесочек. У нас своя постановка техники и своя программа тренировок.
Не успели за первыми деревьями скрыться, как Волчара кидается меня целовать. Уж не на снег ли потом валить будет? И как дальше? Не снимая лыж?
Губы у него пресные, почти сухие - не поцелуй, парное разжевывание бумаги! Чего только не приходится терпеть ради Оленя. Стоп! Никаких недозволенных воспоминаний, не то при мысли об Олене у меня все внутри напрягается, в груди прилив, и там, где должно быть мокро, - мокро. Этот пресный министр, который и туда уже руками пытается залезть, примет сейчас все на свой счет. Хрен с ним, пусть принимает! Еще, еще чуток! Так! Для наглядности осталось схватить его там, где мы все три месяца намеревались его схватить и зажать покрепче...
- Больно же!
Волчарин вой!
- Больно!
- Это еще не больно! А вот сейчас будет больно, хоть и не столь осязаемо!
Подтянув вверх расстегнутую Волчарой молнию моего комбинезона - не май месяц по его милости на снегу простывать - достаю из кармана своего «Тореадора». Показываю заранее найденный кадр, стараясь не думать, что тот, чье безжизненное тело видно на снимке, когда-то так же держал меня за грудь. Рука министра-капиталиста рефлекторно разжимается. Дошло!
- Не понимаю...
- Это мой муж, - отчеканивая каждое слово, говорю я. - Человек, которого люди Хана задерживали по вашей просьбе и тело которого вы на своей машине вывозили в неизвестном направлении, мой муж! Бывший, но муж.
Министерская игривость улетучивается, да она больше и не нужна. Теперь уже поединок идет в открытую.
- Люди Хана, представительство Хана... Все вопросы к Хану, я то здесь при чем?
- При том, что грузили и вывозили тело вы.
- Это еще не преступление. Человеку стало плохо. Повез его в больницу, а чем его Хан накачал, не знал и не знаю. А вот вам, милая крошка, лучше бы в одиночку в детектива не играть. Не то знаете, что бывает с такими неопытными лыжницами на крутых склонах?
Добряк человек! Ой, мамочки, а я и не заметила, что там за деревьями почти отвесный обрыв, к которому меня столь усиленно подталкивает этот зверь. При всей сидячей министерской работе сил у него куда больше, чем у меня. С такого станется, сбросит!
- Зря стараетесь! - от перевозбуждения и страха голос мой срывается на писк. - Кадр продублирован и в запакованном пока виде хранится сразу в нескольких интересных местах, включая западные информационные агентства и аналитические службы ваших конкурентов. Им будет чем полюбоваться. И эту фактуру они сумеют использовать получше моего.
- По этому кадру невозможно ничего доказать! - и снова толкает, толкает меня к той пропасти.
Не насмерть убьюсь, так калекой останусь, кто мальчишек моих растить будет?! Собиралась же Женька меня страховать, а я, проникшись ее интересным положением, отговорила, глупая. Недооценила Волчару.
- Доказать невозможно, жив человек или умер...
- Он умер. И вы это знаете, - пытаюсь мешающими мне лыжами упираться в снег. Но министр и с моими лыжами справляется лучше моего, направляет их к обрыву, а я, все еще сопротивляясь, бормочу: - Он шел ко мне. И если бы дошел, если бы люди Хана не влили в него лошадиную дозу виски, когда он был зашит, Ким был бы жив! Но вы по просьбе Ашота старались ему помешать. И Хану звонили, и остановить Кима любым способом требовали. Думали, у него алмаз...
- Какой алмаз?! - на этот раз недоумение Волчары вполне искреннее. Даже на мгновение перестает меня толкать. - При чем здесь алмаз?!
- При том, что Ашотик думал, что Ким достал из стены сарая главный алмаз Надир-шаха. И не знал, что это не алмаз, а всего лишь топаз Лазарева. - Пользуясь замешательством Волчары, занимаю более устойчивую позицию. - Поэтому и требовал задержать Кима.
- Кимы, Ашотики, алмазы, Надир-шахи... Деточка. Ты сошла с ума. Тебя не в пропасть толкать, тебя лечить надо! Лечить! Зачем мне твой муж сдался?!- пытается расхохотаться Волчара, но я, не успевая застегнуть остаток молнии - руку с моей груди он с опозданием, но все же убрал, - уныло продолжаю:
- Мой муж вам не сдался. Но позвонил Ашот, и вы знали, что долг платежом красен. А перед Ашотом у вас скопился тот еще должище! Куда более кровавый, чем этот, - киваю головой на кадр на мобильнике. - Про алмаз вы, верю, могли и не знать. Но знали, что невыполнение просьбы Ашота чревато разглашением таких дел, перед которыми похищение какого-то провинциального художника сущей мелочью покажется. Я знаю, что вы не собирались Кима убивать, что у него просто не выдержало сердце. Я-то знаю, судьи не узнают...
- Какие судьи, детка?!
Волчара уже не собирается сбрасывать меня с обрыва, но и слушать меня он больше не собирается. Разворачивается. Сейчас уедет, и зачем я его держала за то, за что держала, если не смогла зажать, если он выскользнет и не поможет Оленю!
И пока я почти впадаю в отчаяние, а Волчара устремляется прочь от меня, бормоча: «Лечись, детка, лечись! Какой кровавый долг?! Какой Ашот?!» - откуда-то сверху, с более крутого правого склона над леском, раздается долгожданный голос:
- А такой Ашот! Ашота он, бозы тха, не знает! Легкая армянская матерщинка для меня сейчас звучит как лучшая музыка. Вот они, мои козырные король с дамой, которая в этой колоде старше короля!
На правом склоне собственной персоной моя старая подруга со своим бандитским Лотреком. На лыжах Элька стоит не лучше моего, но экипирована по полной программе, естественно, во все красное, включая какие-то умопомрачительные лыжи.
При всем своем многократно испытанном на моей шкуре сволочизме, в решительные минуты жизни Элька всегда первой оказывается со мной рядом. И отчаянно помогает. Вот и теперь Элька поставила своему бандиту ультиматум - или он помогает Лике прижать какого-то там Волка, для которого Ашот в свое время слишком много далеко не стерильных дел проворачивал, чем теперь этого Волка и можно припереть к стенке, или она от Ашота уходит! И пусть делает что хочет! Пусть даже ее убивает! Но жить с человеком, который не хочет помочь ее единственной, ее лучшей подруге спасти какого-то там Оленя, она, Элька, не собирается! Да, она не знает, кто такие Волк и Олень, но если этот зверинец нужен Лике, то для Лики она целое сафари на горный склон готова привезти, не то что собственного мужа! А заодно и Куршевель посмотреть и себя олигаршьей публике показать!
