– Моя возлюбленная богиня… – пробормотал, пошатываясь, встрепанный Айвар. – Нежданно-негаданно я побывал в той райской пещере, где цветут неувядающие цветы наслаждений…
– Перестань, – одернула его чародейка. – Сейчас будешь повторять за мной слово в слово, слог в слог, с той же интонацией, понял?
– Да, моя возлюбленная!
– Тогда начали, – она повернулась лицом к юго-востоку и вскинула руки. – Аханакарра сэхт!
– Аханакарра сэхт! – на всякий случай воспроизведя ее жест, оглушительно гаркнул песнопевец.
Тибор взглянул на шамана, вопросительно вскинув бровь.
– Некромантия, – еле слышно пояснил тот. – Если госпожа поднимет больших древних зверей, чьи кости мы видели, они, пожалуй, одолеют этих глупых демонов.
– Вы, сгоревшие в Марнейе! – вслед за Венустой, бормотавшей вполголоса, заревел Айвар. – Именем Тейзурга – вашего господина! Именем Унбарха – вашего убийцы! Именем Хальнора – вашего защитника! Тремя именами заклинаю вас, восстаньте из пепла, явитесь на мой зов и защитите того, кто защищал вас, а после этого будьте свободны!
Голосина у него был что надо, услышала даже Лорма около хижины, несмотря на немалое расстояние и визг, вой, клекот нападавших на Хальнора упырей. Она что-то приказала своей нежити.
– Ни шагу из круга! – предупредил Мунсырех.
– Смотрите, песок идет!
Кувби показывал в другую сторону, на пустыню. Там взметнулись к небесам смерчи – один, другой, третий, десятый… Целая вереница, и все они стремительно скользили на северо-запад, при полном безветрии.
– Это не песок, – тихо сказала Венуста. – Это пепел Марнейи, который перемешался с песком и больше тысячи лет ждал своего часа.
Смерчи с печальным шуршанием пронеслись мимо, налетели на приближающихся демонов.
– За ними? – опередив Тибора, предложила Ренарна. – Сколько можно тут отсиживаться…
На этот раз шаман согласился:
– Идем.
Венуста на бегу ударила заклятиями по нечисти, которая после столкновения с вихрями копошилась на земле и верещала, и та в мгновение ока исчезла. Провалилась обратно в Хиалу.
Пепельные смерчи из Подлунной пустыни опередили и людей, и мчавшихся вприпрыжку троллей. К тому времени, как добежали до хижины, сражение заканчивалось. Прозрачные, словно из пыли сотканные существа – мужчины, женщины, дети, а также собаки и кошки, овцы и верблюды, куры, крысы и ящерицы, сгоревшие в Марнейе вместе с людьми, на зов пришли все – расправлялись с последними, самыми настырными упырями. Сливаясь в клубящиеся облака, они обволакивали и душили своих противников, вынуждая их развоплотиться, а после снова распадались на отдельные фигуры, обретая очертания людей и животных. Все это сопровождалось тихим песчаным шорохом, разговаривать призраки не могли.
Хальнор прислонился к стене. С окровавленным лицом, в разодранной тунике.
Лорма успела нарисовать круг, защищающий от поднятых мертвецов, и они с Гонбером наблюдали за схваткой оттуда. Без особого, впрочем, страха. Страж изранен и с трудом держится на ногах, а людей и троллей эта парочка не боялась.
Вонь стояла невыносимая – тянуло из хижины и из ложбины, заваленной гниющими кусками искромсанной плоти. Вспомнив недавние слова Лормы, Тибор невольно ухмыльнулся: да уж, такая красотища, что дальше некуда.
Вместе с Ренарной и Мунсырехом он подошел к Хальнору. Первой решилась заговорить Рен:
– Тебе надо перевязать раны.
– Потом, – темные глаза Риса знакомо улыбнулись из-под слипшихся от крови золотистых прядей. – А сейчас вы все отойдите подальше, я должен закончить с Живодером.
Венусту разбирало искушение поверить, будто она давно уже начала обо всем догадываться. Еще в Енаге, когда увидела камышового кота и пса в репьях – это же наверняка были Рис и Дохрау! Еще под Апшаном, когда неведомый Созидающий остановил «пляску смерти» герцога Эонхийского. Еще в «Чайкином домике», когда встретила Тибора и Лауту сеххи Натиби. Было бы прекрасно оказаться такой проницательной, но чего нет, того нет. Так же, как не влюбить ей в себя Тибора, потому что привороты она не практикует и не собирается, а если иначе – она абсолютно не в его вкусе, хоть расшибись. Вот и здесь никакого триумфа: Венуста поняла, в чем дело, когда Рис обернулся рыжевато-серой кошкой с кисточками на ушах. Не раньше, как ни обидно.
Не выпуская из поля зрения Лорму, чародейка с тревогой наблюдала за Хальнором. Изранен и обессилен, но это еще не самое страшное. Насколько можно судить, его сознание похоже на битую мозаику: помнит в подробностях кое-что из разговоров с Тейзургом, но забыл, что пришел к нему не для диверсии, а для помощи. Узнает тех, с кем познакомился, пока был Рисом, но если поинтересоваться, слышал ли он песни о Марнейе, которые собратья Айвара распевают на всех площадях и во всех харчевнях – можно поспорить, не поймет, о чем идет речь.
На «клинке погибели», которым он воспользовался для самоубийства, была руна Забвения, результат налицо. Его собственное проклятие не то чтобы сплелось – нерушимо сплавилось с мороком, наведенным на него Унбархом, одно держит другое. Это и есть та «пробоина в сердце», о которой говорил Мунсырех.
Хальнор шагнул вперед и повторил:
– Все отойдите подальше! Лорма, ты тоже отойди, если хочешь жить.
С его рук капала кровь. Несколько рваных ран, на глаз определила Венуста. Достали когтями и шипами. Меч он держал без прежней сноровки, а кинжал и вовсе выронил, левое запястье буквально распорото.
– Рис, – негромко окликнул шаман. – Или Хальнор, не важно, как тебя теперь звать. Давай-ка, я сначала остановлю кровь и залечу тебе раны, как сумею.
– Спасибо, Мунсырех. Лучше скажи всем, чтоб отошли, наконец. Я знаю, что делаю.
Старый тролль нахмурился, но скомандовал:
– Назад! Живо, кому говорю!
Тролли, а за ними и люди отступили. Венуста присоединилась к остальным. Принцесса тоже подалась в сторону: как бы там ни было, с законами поединка она привыкла считаться, положение обязывало.
Гонбер вытащил меч, беспокойно щуря черные глаза. Когда Хальнор шагнул к нему, он напрягся и процедил:
– Ты ведь тоже убийца-изувер, ты втерся в доверие к Тейзургу и спалил Марнейю вместе со всеми жителями. Они тоже умирали в мучениях, им было больно! Им было очень больно!
Венуста ахнула от негодования, однако не удивилась: Живодер – существо не только чувствительное и хрупкое, о чем не устает твердить Лорма, но еще и редкостно практичное. Это один из его коронных приемов, идущих в ход, когда нельзя применить силу или магию.
– Неправда! – Люди и тролли закричали, перебивая друг друга: – Хальнор, не верь ему! Все было не так, это сделал не ты!
Лорма, враждебно усмехнувшись, что-то прошептала, и их накрыло «волной тишины». Впрочем, она могла бы не тратить силу, с горечью подумала Венуста, все равно он не разобрал бы ни слова из того, что кричат товарищи насчет Марнейи. Или ему бы послышалось что-то совсем другое.