когда проблем нет или когда мы не в состоянии помочь их решить, нам придется найти какой-то другой источник, из которого можно наполнить смыслом наши банки.
Однако на этот счет можно придерживаться и другой точки зрения и считать, что человек может обрести смысл, ориентируясь на добро, не будучи при этом каузально его порожденным. Вспомним идею блаженного видения, о которой мы также говорили вчера, - непосредственного познания божественной природы, которым наслаждаются ангельские духи и души блаженных на небесах, созерцая Бога "лицом к лицу". Этот способ непосредственного познания Бога, как утверждается, является в то же время совершенным актом любви к Богу как к высшей и бесконечной благости. Предположительно, часть того, что делает блаженное видение таким желанным, заключается в том, что оно предполагает ориентацию на добро. Столь же совершенное видение какого-то другого могущественного существа, которое не является добрым, было бы не столь желанным. Поэтому если мы считаем, что души, наслаждающиеся блаженным видением, имеют осмысленную жизнь, то это, по-видимому, происходит потому, что они позитивно ориентированы на благо (в виде совершенного существа) через свою любовь, а не потому, что они причинно обеспечивают независимые благие результаты через инструментально полезную деятельность.
Если принять этот второй подход, согласно которому можно набрать очки смысла, просто будучи хорошим или ценя и любя хорошее, то утопистам будет гораздо проще иметь большой смысл в своей жизни. Они могли бы переделать себя (при необходимости с помощью нейротехнологий) так, чтобы иметь добродетельные характеры, позволяющие легко подходить к каждому дню с благодарностью за все хорошее, что они приносят с собой, с теплой признательностью за все хорошее в своих товарищах-утопистах, а также с глубокой любовью и поклонением самой божественной доброте. Таким образом, небо их душ всегда озарено радостной благодарностью, за исключением, возможно, редких лакричных облаков сострадания, мягко увлажняющих землю в память о тех, кто жил в прежние времена, и в знак сочувствия к тем, кому еще предстоит попасть в блаженные объятия утопии, если таковые имеются.
А как насчет двух других смыслообразующих основ в понимании Меца - истинного и прекрасного?... знания фундаментальных истин и эстетического восприятия фундаментальных аспектов человеческого состояния?
И здесь вердикт будет однозначно положительным, если адекватным способом ориентации на эти ценности будет оценка их различных воплощений. Тогда утопические жизни легко обретут большую осмысленность - гораздо большую, чем мы можем достичь в настоящее время. Когнитивно усовершенствованные утописты, имеющие доступ к невообразимо развитой науке и философии, могли бы, очевидно, знать и глубоко понимать более фундаментальные истины, чем те, в которые мы сейчас способны заглянуть. Точно так же они могли бы быть наделены более тонко развитыми способностями к эстетическому восприятию, а также щедрыми кладезями красоты, природной и культурной, на которых они могли бы пировать своим духом знатока.
Встреча утопистов с этими истинами и красотами не будет похожа на наши низкосортные переживания, когда мы напрягаемся над трудным учебником или пробираемся на усталых ногах по залам какого-нибудь музея. Мы должны представить себе нечто более захватывающее и приятное. В то время как мы можем украдкой взглянуть на муз с большого расстояния, утописты - как бы это сказать? - могут пощупать их атрибуты вблизи.
Поэтому, если понимание фундаментальных истин или эстетическое восприятие фундаментальной красоты - это то, что зажигает и разжигает огонь смысла, то ничто не мешает жизни утопистов пылать белым пламенем.
Если же, напротив, смысл жизни заключается только в том, чтобы внести оригинальный вклад в мировой запас фундаментальных знаний или коллекцию прекрасных артефактов, то их положение может быть менее благоприятным для смысла. Наш анализ здесь будет параллелен вчерашнему обсуждению цели. Проблема двоякая. Во-первых, утопия вскоре будет содержать избыток знаний и красоты. Это затруднит значительное увеличение - конечно, в процентном, но, возможно, и в абсолютном выражении. Это особенно верно для некоторых видов вневременной науки. Например, одни из самых фундаментальных истин, которые могут быть открыты, - это основные законы физики и основные принципы метафизики. Как только они будут открыты, они будут открыты. Возможно, их можно забыть и стереть, но это, предположительно, негативно скажется на смысле: многократное повторное открытие одних и тех же заведомо забытых истин не кажется особенно значимым. Мы могли бы снизить свои амбиции и довольствоваться открытием все менее фундаментальных деталей и особых случаев; но такая работа по раскрашиванию добавит все меньше смысла. В какой-то момент, если это будет продолжаться достаточно долго, наши открытия будут эквивалентны выяснению точного количества гальки на определенном пляже или количества травинок на газоне.
В той мере, в какой смысл может быть извлечен из научного или художественного представления постоянно меняющихся моделей мира, таких как эфемерные культурные феномены, в отличие от фундаментальных вневременных условий, перспективы того, что материал никогда не иссякнет, будут выше. Однако это все равно оставит нас со второй проблемой, которая заключается в том, что другие типы разума и механизмов намного превзойдут наш в эффективности, с которой они смогут открыть эти истины и закономерности; и они также будут более искусны в представлении новых концепций в письме, живописи, композиции, дизайне, программировании и других способах выражения.
Конечно, мы могли бы сохранить за собой привилегию оригинальных открытий и творений, если бы запретили использовать ИИ для этих целей. Тогда мы уподобимся деревенскому лорду, который охотится в огороженном заповеднике и, возможно, еще больше искажает шансы в свою пользу, нанимая загонщиков, чтобы они загоняли дичь прямо на его пути, чтобы даже самый неумелый охотник мог принести домой большой трофей. В контексте науки будущего ИИ-помощники могут создать идеальные условия для открытия, сформулировать правильный вопрос, собрать нужные доказательства и разложить их по схеме, наводящей на размышления, при этом тщательно избегая очевидных выводов. Затем в дело вступает наш эсквайр, который просматривает материал в течение двадцати или тридцати секунд и - бац! - делает предположение. Он ошибается. Его помощник ИИ дает дополнительные подсказки; конечно, теперь эсквайр не может промахнуться. Бах! Снова ошибка. Еще подсказки и намеки. Бах! Бах! Бах! Бах! Наконец он понял, и тайна раскрыта. ИИ-ассистент составляет отчет о находке. Эсквайр указан как единственный автор, и именно ему принадлежит заслуга открытия.
Но на самом деле наши притязания на смысл при таком раскладе, как мне кажется, весьма слабы.
Давайте рассмотрим остальную часть (FT3), ту, где говорится о структуре повествования. Как утописты оценивают критерий жизни, в которой "худшие части вызывают лучшие части в конце, в процессе, который делает историю жизни убедительной и идеально оригинальной"?
Проблема
