– Чего ещё? – скучающе спросил Лавр.
И Джон Смит рассказал ему про доктора Гуца и его предков. О том, что дед Гуца был немцем, жил в Берлине, играл на скрипке самому Гитлеру, из-за чего его долго не брали в армию. Призвали уже в конце войны, и под Кёнигсбергом русские взяли его в плен. Позже дед Гуца вернулся в Берлин и познакомился с английской военнослужащей. Они переехали в Англию, завели семью, и в конце концов родился доктор Гуц, изобретатель темпорального колодца.
Лавр скептически улыбался.
– Где парадокс? – ухмыльнулся тот.
– Парадокс в том, что в другом мире не было войны русских с немцами – там русские воевали с англичанами, но его дед всё равно женился на той же англичанке.
– Вот что такое постоянство в любви, – наставительно сказал ему Базан.
– Двое на иконе, суть один Бог: Ветхий днями сущий от начала, где он юн, а вместе несут они весть, что Он един суть, проходящий сквозь всё…
– Охо-хо, иди ты к себе, мне надо выспаться… Утром убирать грязь на берегу.
– Зачем? – спросил Иона, скинув лестницу и уже встав на верхние ступени её. – Ты духовник, самый почитаемый здесь монах!
– Когда я только сюда попал, – объяснил Лавр, – инок Афраний дал мне послушание: убирать отходы и прятать трупы умерших. Потом он сам умер, а послушание не отменил… Если хочешь, сходим завтра в костницу, я покажу тебе его скелет.
– Нет, не хочу, – твёрдо отказался Иона.
– Тогда иди спать.
Иона ушёл, а Лавр несколько раз повторил про себя историю предков доктора Гуца, чтобы ничего не забыть. Это могло быть важным…
Так шли дни, месяцы и годы. Инок Базан старел. Однажды, потеряв уже силы, дал он послушание Ионе: убирать непотребное под пещерами, и хоронить умерших.
Даже сам став иноком, Иона выполнял этот послух, и однажды довелось ему тащить в костницу мёртвое тело самого отца Базана…
Пробуждение
– Ах, простите, Лавр Фёдорович! Мы вас разбудили?
Лавр посмотрел на часы:
– Нет, профессор. Всё нормально.
Он поднялся, оглядел берег: перемены по сравнению с эпохой, когда здесь был монастырь, были значительны. Мыс, где располагался их монастырь, разрушился. Лес совсем другой. Но линия берега местами узнаваема.
– Я говорил девчонкам, чтобы не кричали, – извиняющимся тоном сказал профессор Скворцов. – А теперь купаться они пошли, и Елена ваша с мальчиком. Обеденное время!
Лавр вздохнул, потянулся, предложил Скворцову:
– Пройдёмся?
– Куда?
– Сейчас определюсь.
Они шли по верхней кромке берега. Держа в уме точку, где был край исчезнувшего мыса, Лавр вёл начальника археологической экспедиции туда, где в береговой расщелине за поворотом берега в бытность его монахом располагалась костница. Прошлись туда, обратно, сокращая дистанцию. Скворцов рассказывал, что находок на самом деле мало, даже эпоху удаётся установить лишь приблизительно.
Наконец Лавр топнул ногой:
– Ищите здесь. Лучше со стороны моря.
– И что будет? – полюбопытствовал профессор.
– Полагаю, найдёте захоронение. Полость в камне, куда много десятилетий складывали умерших монахов и жителей посёлка.
– Марина! – закричал профессор девушке, которая чистила картошку возле костра. – Принеси колышков и молоток!
Спросил Лавра:
– На чём основано ваше предположение, коллега?
Лавр засмеялся:
– Просто, будь я иноком этого монастыря, только тут бы и устроил могильник.
– Не очень научное основание, как полагаете?
– Вообще не научное. Но, знаете, профессор Силецкий говорил мне, что для археолога интуиция – главное дело. Вы знакомы с Андреем Игнатьевичем?
– Да, встречались на конференциях. Большой учёный… А скажите, что за костяки мы тут найдём? Каков их может быть, так сказать, этнический состав? Полагаю, людей тюркского корня в Крыму тогда ещё не было. А русские?
– Что это вам русских захотелось.
– Из Москвы, знаете ли, теребят, чтобы мы искали следы русских. Наверное, в пику немцам. Те искали следы германского племени готов. А мы найдём русских.
– Кто ищет, тот всегда найдёт. Но, Фёдор Николаевич, надо прежде всего провести границу, где у нас русские уже есть, а где ещё нет. Например, здесь среди прочих всегда были и те, кто говорил на языке, частично сходном с языком вятичей, живших на Оке. Но ведь наука наша не называет вятичей русскими?
– Да, по принятой классификации они – восточные славяне.
– Вот их тут и найдёте. А ещё – всяких выходцев из Византийской, как её теперь называют, империи. Туркоманы тогда не расселились ещё до Чёрного моря, а венецианцы осваивали свои моря… Да! Кстати! В этом захоронении, – и он опять потопал ногой, – один русский должен быть. Если его не забыли в келье или не бросили в море.
– Загадки загадываете, коллега?
Появились мокрые Лена с Петькой:
– Лаврик! Обсыхаем, и едем домой!
Начальник УГБ по Севастопольскому военному округу генерал Самарин принял Лавра сразу, как только тот явился в его приёмную.
– Вы знаете, кто я? – спросил Лавр.
– Знаю, – коротко ответил генерал.
– Мне нужна связь с Москвой.
Генерал задумался.
– Мне даны указания, – сказал он после паузы. – И они не предусматривают вашего общения с кем-либо по открытой связи, если вы имеете в виду телефон или телеграф.
Теперь взял паузу Лавр.
– Вот как, – протянул он. – Значит, по телефону нельзя?
– Нельзя. Но можно письменно. Мне приказано в случае вашей явки записать ваши показания лично, никому не показывать, копий не снимать, запечатать в двойной конверт и отправить в Москву фельдъегерем с охраной. Или могу немедленно этапировать в Москву с охраной вас. Если пожелаете.
– Нет, не пожелаю. А дать показания вам… – и Лавр стал задумчиво гримасничать.
Генерал решил развеять его сомнения.
– Представьте, что перед вами сам Лаврентий Павлович.
Он улыбнулся, и стало ясно, что визитом таинственного агента он заинтригован.
– Да, это поможет, – согласился Лавр. – Давайте попробуем.
Адъютант получил приказ никого не впускать; окна и двери были плотно закрыты, и два заговорщика приступили к делу.
– «Интересующую нас технику», – начал диктовку Лавр, – «создаст в середине XXI века английский учёный доктор Гуц». – Он подумал и махнул рукой: – Нет, давайте так. Не «Интересующую нас», а «Опасную для СССР». Ничего, что с исправлениями?
