сюда.
– Так и мы сюда потому приехали. Здесь жили семьи специалистов со всей страны, приехавших на восстановление завода. Наши родители так здесь и оказались.
– Вы знаете, такое дело: человек говорит, что жил в доме 555, странный такой номер. Улицы не помнит. Наверно, ошибается….
– Не ошибается! Так и есть. Сейчас еще вперед пройдем. Вон там, видите: там улица начинается. Это была улица Специалистов. Сейчас называется 95-я гвардейская. Я жила в 551‐м доме, а Оля вот – в 553‐м. Они и сейчас стоят, дома, видите? Только из старых жителей здесь, кажется, никого уже нет.
Дальше выясняется следующее: нумерация домов и название улицы поменялись, 551‐му теперь соответствует 1-ый и т. д. То есть № 555 по улице Специалистов – это № 5 по нынешней 95‐й гвардейской. Дома были разрушены или полуразрушены. Их восстановили позднее, где-то в 1950‐е или даже в начале 1960‐х. Самая знающая, старшая дама к домам и школе не дошла, так как было действительно дико холодно и почти ночь, а там открытое, пустое место: площадь перед Тракторным заводом. Она хотела, но не выдержала – продрогла и торопилась на свою маршрутку.
Милейшая Ольга Васильевна Иванова, чей эл. адрес и тлф у меня есть, провела меня по улице. Эти дамы – преподаватели, учителя, и самое обидное: отец Ольги Васильевны, живший в 553‐м доме и восстанавливавший Тракторный в крупной должности, умер буквально месяц назад! Он всех помнил и много рассказывал.
Я в тусклом свете прочла дамам куски Ваших воспоминаний, и они сказали: всё так и было!
Нечего и говорить, что Юрий Николаевич, лежавший тогда в очередной раз в больнице, был очень тронут и героическим ночным десантом, и подробным рассказом о нем. Шансов самому выбраться в Волгоград у него не было вовсе, он хорошо это осознавал, – и тем ценнее становились свидетельства из первых рук, да еще добытые в столь экстремальных условиях.
Итак, даже и в последний период жизни у Ларина появлялись новые друзья, а с большинством старых он традиционно поддерживал добрые или хотя бы ровные отношения. Конфликтов он не любил, старался избегать – но все же в темпераменте его была заложена опция взрыва, в нашей книге такие случаи фигурировали. И вот однажды жертвой ларинского негодования стал Стивен Коэн, стариннейший друг и соратник, вместе с которым не один пуд соли был съеден.
Предоставим слово Ольге Максаковой, которая в свое время безуспешно пыталась «разрулить» и погасить конфликт.
Началась эта размолвка уже после смерти Анны Михайловны, в начале 2000‐х. До того отношения были безоблачными. Конфликт возник из‐за копирайта в связи с книгами Бухарина, которые Стив публиковал на Западе. Материалы эти архивные, рукописи стихов и так далее, добывал Стив, а обрабатывались они при жизни Анны Михайловны всей семьей. Расшифровывали рукописи, перепечатывали на машинке. Потом эти материалы публиковались и в России, и за границей, – с разрешения Юры и Анны Михайловны. Переводились книги на все возможные языки, вплоть до китайского.
В какой-то момент Юра говорит: я не понимаю, должны же какие-то деньги нам присылать? Спросил об этом у Стива, тот отмахнулся. Сказал: ты же понимаешь, что никаких особых денег за это не бывает. И вот Юра решил, что Стив его обманывает. Он написал письмо в издательство, которое публиковало эти книги; издательство переправило письмо Стиву, тот прислал гневное письмо Юре – и после этого они перестали общаться. Стив присылал квитанции, какие-то деньги, но Юра вообще их отказывался получать. Стив, конечно, переживал их расставание. Звонил мне, писал: «Ты-то понимаешь, Оля, что я чист?»
Думаю, что на самом деле это произошло из‐за того, что он потерял интерес к Юре. Стив тогда уже взлетел достаточно высоко во мнении наших руководителей, это началось еще в доельцинскую эпоху. А от Юриных просьб и пожеланий он начал отмахиваться, что Юру обижало. Пожалуй, именно потеря интереса заставила Юру думать, что все это время Стив действовал исключительно из корыстных побуждений. Хотя я пыталась Юрию Николаевичу объяснить, что Стив ничего не понимает в живописи и ценит его по-прежнему лишь как сына Бухарина.
Свое объяснение этой размолвки, политологическое, высказал Валентин Гефтер, хорошо знавший обоих:
Как и другие члены семьи Бухарина, Юра точно был горбачевцем, а не ельцинцем. Не только потому, что именно при Горбачеве произошла реабилитация Николая Ивановича, но еще и потому, что Ельцин все же был антикоммунистом. А Стив одно время был привечаем ельцинской командой. И мне кажется, что их тогдашний разрыв произошел отчасти и на этой почве.
Так или иначе, разрыв действительно случился, и примирения при жизни Ларина так и не последовало. Отдадим должное Стивену Коэну: в ходе нашей беседы в Москве в 2017 году он ни словом не обмолвился о ссоре с Юрием Николаевичем и делился воспоминаниями о нем без какого-либо налета неприязни.
* * *
Мальчики, Коля и Сева, к середине нулевых годов давно уже повзрослели и остепенились. Николай Юрьевич Ларин к тому времени работал тренером в футбольной школе «Чертаново» (в 2008‐м он занял пост ее директора), а Всеволод Юрьевич Максаков стал практикующим психологом. Жили они теперь отдельно, по своим квартирам; Всеволод обзавелся семьей, у них с женой Дианой родилась дочь, потом сын.
Ольга Максакова рассказывает:
Оба мальчика, став взрослыми, всячески помогали – то один, то другой. Участвовали в нашей жизни физически, но не проявляли никакого интереса к работе Юрия Николаевича. Помню, Коля на открытии посмертной выставки в Новом Манеже произнес: «Я только теперь понял, что такое мой папа». И сказал правду. Он был абсолютно чужд занятию искусством, ничего в нем не видел, и понял это достаточно поздно. Думаю, что Юру это огорчало, но на эту тему он никогда особенно не распространялся.
Искусство искусством, а вот родственные отношения со временем сделались прочнее и сердечнее.
Встречались мы, может, и не так часто, как надо было, – вспоминает Николай Ларин. – Но в последние годы я каждый день звонил ему. Когда возвращался с работы домой, у меня в голове было четко запрограммировано: надо позвонить папе. Обычно звонил из машины по пути домой.
И не только звонил, но и действительно помогал в самых разных ситуациях. Даже воспитанников своих из футбольной школы, уже бывших к тому времени, мобилизовывал, когда позарез было нужно.
Ребята 1988 года рождения, из первой моей команды, с которой я начал тренерский путь, нередко помогали. Они уже довольно взрослые были, всем за двадцать. Кто-то
