Розыгрыши и эксперименты были частью моего метода изучения наук. Поняв какую-то теорию, я проверял ее на самостоятельно придуманных опытах, многие из которых доставили мне массу удовольствия. Я учился самостоятельно разбираться в различных вопросах, не ограничивая себя тем, чего требовали учителя, родители или школьная программа. Я восхищался возможностями чистой мысли в сочетании с логикой и предсказуемостью науки. Мне нравилось представить себе какую-нибудь идею, а потом реализовать ее на практике.
Я установил в нашей с братом спальне на чердаке, на месте, оставшемся свободным от наших кроватей, любительскую радиостанцию двухметрового диапазона с поворачивающейся направленной антенной. В дальнем конце узкой комнаты для стирки, примыкавшей к гаражу, я устроил лабораторное пространство. Именно там я занимался многими из своих химических исследований, которые не всегда заканчивались успешно. Например, прочитав, что газообразный водород горит в воздухе бледно-голубым пламенем, я решил увидеть это собственными глазами. Чтобы получить водород, я налил соляной кислоты в стеклянную пробирку с кусками металлического цинка и заткнул ее резиновой пробкой, сквозь которую проходила трубка для отвода газа наружу. Я надеялся, что водорода получится достаточно, чтобы «вытолкнуть» из системы весь воздух, прежде чем я попытаюсь поджечь водород, выходящий из трубки. Иначе все взорвется. Я надел защитные очки и защитную одежду и как раз пытался зажечь водород, когда в комнату ворвался мой брат. Мне было уже не остановить движения руки с зажженной спичкой, я крикнул: «ЛОЖИСЬ!», брат бросился на пол, и мой аппарат взорвался. После этого я нарисовал на полу белую полосу, отмечающую границу моей запретной зоны, метра два в ширину и метра четыре в длину, по краям которой стояли мои самодельные стеллажи с химикатами и лабораторной посудой. Частые испарения и взрывы способствовали тому, что мои родные с готовностью следовали таким ограничениям.
Меня живо интересовали и многие другие предметы. Например, в тринадцать лет я серьезно занимался исследованием взрывчатых веществ. Мои опыты начались за пару лет до того, когда я нашел в старой энциклопедии издательства Funk & Wagnalls рецепт пороха. Нужно было смешать нитрат калия (так называемую селитру), уголь и серу (которую нам посоветовали добавлять в корм нашей собаки, чтобы придать блеск ее шерсти). Когда я работал с очередной партией пороха, она случайно загорелась, и вся моя левая рука обгорела до хрупкой черно-серой корки. Отец замочил мою руку в холодном чае, и следующую неделю я носил на ней пропитанную чаем повязку. Это чудесное средство помогло: когда мы сняли бинты и счистили сгоревший слой кожи, я с восторгом увидел, что рука полностью зажила.
Я изготавливал в своей самодельной домашней лаборатории большое количество пороха, который использовал либо для запуска самодельных ракет, либо в качестве топлива для моделей ракетных автомобилей, которые я гонял по улице перед нашим домом. У этих машинок были корпуса из бальсового дерева, легкие колеса, купленные в магазине товаров для хобби, и «двигатели», сделанные из баллончика для углекислого газа (CO2), – такие баллончики до сих пор используют в сифонах для газированных напитков или в пневматических винтовках. Мои баллончики были из списанных военных запасов – отец приносил их домой со своей судоверфи. Но мои машинки ездили не на углекислом газе. Я просверливал пробку, расположенную на конце баллончика, и газ с шипением выходил из него. По мере расширения и охлаждения газа образовывался холодный белый порошок твердой углекислоты. Я засыпал в баллончик самодельный порох, вставлял фитиль и устанавливал свой новый супердвигатель в паз, преду смотренный в задней части машинки. Поскольку двигатели иногда взрывались, разлетаясь металлическими осколками, я надевал защитные очки и держался вместе с соседскими ребятами на почтительном расстоянии. Когда все получалось как надо, машинки ездили поразительно быстро. Только что она была здесь – и вдруг исчезла, а через секунду-другую оказалась за пару кварталов от нас. Заметив, что такие двигатели часто взрываются, я стал делать и испытывать их в увеличенном виде – настоящие бомбы из коротких отрезков стальных водопроводных труб, которые оставляли воронки в скалах близлежащего и не застроенного тогда полуострова Палос Вердес.
Следующим этапом было изготовление пироксилина, или нитроцеллюлозы. На его основе делают так называемый бездымный порох. Его рецепт также нашелся в энциклопедии: «Медленно добавьте одну часть холодной концентрированной серной кислоты к двум частям холодной концентрированной азотной кислоты. Когда смесь начнет нагреваться, охладите ее, затем продолжайте процесс». Затем я добавлял в полученную жидкость обычную медицинскую вату и снова охлаждал смесь, когда она начинала нагреваться. После этого я оставлял ее настаиваться в холодильнике, снабдив этикеткой: «Не трогать!». К этому времени мои родные уже знали, что такие предупреждения следует воспринимать всерьез, так что я мог быть уверен, что они будут держаться подальше от моих материалов. Через сутки я вынимал вату, промывал и высушивал ее. Растворив кусочек в ацетоне, я мог убедиться в том, что это уже не просто вата. Продолжая изготовление пироксилина на своей «фабрике» в холодильнике, я начал экспериментировать с ним. Пироксилин взрывается, но добиться этого не очень легко – обычно требуется детонатор. Поскольку детонатора у меня не было, я положил маленький клочок на тротуар и ударил по нему кувалдой. Раздался грохот, и кувалда, рукоятка которой по-прежнему оставалась в моей руке, отлетела вверх и назад, за мое плечо. На тротуаре появилась воронка величиной с ладонь. Проделав еще несколько воронок в мостовой, я стал использовать пироксилин в своих ракетах и сделанных из труб бомбах: его действие было более эффективно и предсказуемо, чем у пороха.
Наконец я решил, что готов заняться «настоящим делом» – нитроглицерином. Его рецепт и процедура изготовления[20] были теми же, что для пироксилина, лишь с одним, на первый взгляд незначительным, изменением: вместо ваты нужно было использовать обычный глицерин. В результате получался плававший сверху слой бледной, почти бесцветной жидкости, которую я собрал с большой осторожностью, зная, что нитроглицерин – сильное и опасное взрывчатое вещество, уже унесшее много жизней.
Однажды, тихим субботним днем, я собрался с духом, надел защитную маску и обмакнул в нитроглицерин кончик стеклянной трубки. Я считал, что такое малое количество – меньше капли – должно быть совершенно безопасным. Я стал нагревать его над пламенем газовой горелки, и внезапно раздался треск, гораздо более короткий и сильный, чем тот, что получался с моими предыдущими, более медленными взрывчатыми веществами. Вся моя рука покрылась мельчайшими осколками стекла, из бесчисленных ранок сочилась кровь. Следующие несколько дней я находил все новые осколки, которые извлекал при помощи иголки. После этого я налил нитроглицерина на тротуар и проделал в нем очередную воронку при помощи кувалды. Однако опасная неустойчивость нитроглицерина меня беспокоила, и я избавился от остальных запасов этого вещества.
