Дореволюционная часть Кайнестона была выполнена из желтоватого камня. Трехэтажный дом с высокими, вытянутыми вертикально окнами, увенчанный небольшим куполом и окаймленный парапетом с многочисленными статуями.
Остальная же часть поместья сияла непереносимо ярко для глаз. От центральной части дома отходили два огромных стеклянных крыла, каждое шириной с центральный фасад. Их с помощью Дара построил Кадмус, точно так же как возвел Дом Света – место заседаний британского парламента. В лучах клонящегося к закату солнца крылья дома походили на оранжереи с экзотическими цветами из огня и света. Аби прикрыла глаза рукой, а затем и вовсе отвернулась.
– Красота! – воскликнула Дейзи. – Так сверкает. Ты там живешь?
– Да, – откликнулся Дженнер Джардин. – Дом красивый, и я в нем живу. – Он улыбнулся, искренне радуясь восторгу Дейзи.
«Ему нравится поместье», – догадалась Аби.
Хотя если все, что он рассказал о воротах и об отсутствии у него Дара, правда, то здесь он такой же пленник, как и они.
– Смотри… – Дженнер показал Дейзи на изящную женщину, появившуюся из-за живой изгороди. – Это моя мама, леди Талия. Мы с мамой присматриваем за домом и садом. Она делает все, что подвластно ее Дару, а я отвечаю за остальное.
– А это кто? – спросила Дейзи, когда из-за живой изгороди вышла еще одна фигура.
Дейзи ахнула, и на мгновение Аби показалось, что Дженнер ее ущипнул.
Аби проследила за взглядом Дейзи и увидела женщину в стальных завитушках волос и в мантии из не менее десятка лисьих шкур. Вокруг руки в перчатке был намотан поводок.
На поводке на четвереньках ковылял совершенно голый мужчина.
4
Люк
Сквозь грязное, покрытое царапинами окно минивэна Люк увидел Милмур, прижавшийся к земле под тяжестью выдыхаемого им облака. Люк опустил стекло, чтобы получше рассмотреть город, но картина отчетливей не стала. Грязь была не на стекле. Она висела в воздухе. Сквозь него едва пробивался бледный и мутный солнечный свет.
Манчестер от Милмура отделяло всего двадцать минут езды на машине, и если ветер был со стороны Милмура, жители Манчестера чувствовали его ароматы: то едкий химический запах промзоны, то отвратительное зловоние гниения, которое исторгал из своего чрева мясокомбинат. А когда дул особенно сильный ветер, оба этих запаха смешивались, вызывая рвотный рефлекс. В такие дни мама наглухо закрывала все окна в доме.
Но сейчас мамы, чтобы закрыть окно, рядом не было. Дорога нырнула вниз, затем опять пошла на подъем, и Милмур возник вновь, увеличившись в масштабе в два раза и полностью закрыв линию горизонта. Трубы резали небо, безжалостно пронзая провисшее брюхо смога. Вдалеке изрыгала плевки пламени факельная труба.
Им махнули рукой, и минивэн, без остановки проехав контрольно-пропускной пункт кольца внешнего ограждения, остановился на втором. Здесь все пассажиры вышли из машины. Молодой солдат с пустыми глазами, под одеждой которого отчетливо просматривались перетянутые через грудь ремни кобуры, потребовал назвать имя.
– Люк Хэдли, – ответил Люк, натужно выдохнув последний слог: дубинка Кеслера ударила под дых.
– Ты – Хэдли Е-1031! – рявкнул мужчина. – Повтори!
– Хэдли Е-1031, – повторил Люк, ошалевший не столько от боли, сколько от неожиданности.
От контрольно-пропускного пункта они гуськом пошли через парковку к низкому, широкому зданию с надписью на грязном белом пластике «Медицинский центр».
– Не горю желанием туда попасть, – сказал один из парней, приехавший с Люком, бледный толстяк с заросшим щетиной лицом. – Самое худшее, что здесь можно ожидать.
– Ты о чем? – спросил Люк.
– А ты что, буклет не читал? О черт, ты ничего не знаешь об этом месте, детка?
– Я не должен был здесь оказаться, – глухо пробормотал Люк, с запозданием сообразив, что этого не следовало говорить.
– Вот именно, – раздался голос Кеслера; он снова был рядом и подгонял Люка дубинкой. – Хэдли Е-1031 считает, что такие, как вы, ему не компания. Считает, что произошла ошибка и он должен был отправиться на юг вращаться среди Равных.
Он изменил голос на жеманно-девчачий, передразнивая Люка. Рыхлый засмеялся, и возможность какой-либо симпатии между ним и Люком мгновенно исчезла.
«Самое худшее» не внушало оптимизма, но Люк уже успел догадаться, что Милмур имел в запасе много такого, что могло конкурировать с этим «самым худшим». Медсестра закатала ему рукав, потыкала пальцами руку у запястья и достала нечто похожее на строительный или мебельный степлер. Не одна, а с десяток игл глубоко впились в кожу Люка. Когда медсестра убрала степлер, на руке остался четкий рисунок из крошечных дырочек, обильно сочащихся кровью. Кеслера рядом не было, и Люк отважился задать вопрос.
– Это твой идентификационный чип, малыш, – ответила медсестра. – Глубоко сидит, надежно, так что они всегда будут знать, где ты находишься.
Она перевязала руку, и небольшой прямоугольной палочкой сканировала чип. Люк не мог рассмотреть, что отобразилось на индикаторной панели, но услышал звуковой сигнал и увидел зеленую вспышку.
– Все в порядке. А теперь возьми одну штучку. – Медсестра достала из ящика стола маленькую баночку с конфетами. – Они у меня припасены для малышей, но ты можешь взять одну. Только шестнадцать – и уже здесь, один, без семьи. Я думала, это запрещено.
Люк взял конфетку и вспомнил о своей младшей сестре. Худенькая ручка Дейзи была бы слишком мала для степлера. Окажись она в Милмуре, он бы за ней присматривал и днем и ночью. Люк был спокоен: в Кайнестоне о ней есть кому позаботиться.
После медицинского центра Кеслер погнал их, как стадо, по улицам Милмура. Машины здесь не ездили, только дребезжали автобусы и носились сверкающие джипы с ярко-красными эмблемами города рабов и надписями «служба охраны». На каждом углу стояли люди в форме, с дубинками и электрошокерами. Люди, одетые в туники и спецовки, тихо сновали с опущенной головой. По их виду трудно было определить пол и возраст.
Если Люку удавалось встретиться с кем-нибудь взглядом, прохожий сразу же отводил глаза. Не верилось, что все это происходит наяву. Как могли решительные и дерзкие жители Манчестера превратиться в такое понурое, запуганное стадо? Сколько бы времени он ни провел в Милмуре, пообещал себе Люк, он не перестанет смотреть людям в глаза.
Его новым домом стала шестиместная комната в сером блочном доме. На крючках, словно высохшие содранные шкуры, в ряд висели рабочие комбинезоны – будто Милмур высосал плоть тех, кто их носил. Какой-то спящий парень заворочался, беспокойно натягивая одеяло на голову, прячась от электрического света. Должно быть, работал в ночную смену. Люк сомневался, что больным в Милмуре полагалась какая-нибудь поблажка. В комнате остро пахло кисловатой затхлостью – мама сказала бы, что много пота и мало мыла.
