Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
Ввиду всего этого не будет большой натяжкой предположить, что конечной целью путешествия Владимира «за море» была земля славянского племени вагров (между современными Любеком и Ольденбургом), непосредственных соседей датчан. Не забудем, что дедом Владимира по матери был Малко Любчанин — выходец из поморского Любеча/Любека, то есть из Вагирской земли. Должно быть, Владимир имел в виду эти родственные связи, обращаясь за помощью к ваграм. В 1018 г., когда Титмар писал о киевских «данах», Вагирская земля уже принадлежала Дании и активно заселялась датчанами (по сообщению собирателя скандинавских саг Снорри Стурлусона, один из сыновей датского короля Кнута I Могучего до 1030 г. сидел «в Иомсборге [славянском Волине, в устье Одры] и правил Страной Вендов [славянской областью Западного Поморья]»; в XII в. немецкий хронист Гельмольд отметил, что в Вагирской марке есть множество «мужей сильных и опытных в битвах, как из датчан, так и из славян»). По этой причине Титмар и нарек вагров «данами», руководствуясь скорее их государственно-правовой, чем этнической принадлежностью. Конечно, в наемную дружину Владимира могло затесаться некоторое количество датчан или бродячих скандинавских «норманнов», но то был случайный элемент, который можно не принимать во внимание. По словам Гельмольда, в мореходном деле вагры были «впереди всех славянских народов» и потому легко могли обеспечить переброску наемных «варягов» Владимира в Новгородскую землю.
Количество «варягов», приведенных Владимиром из Вагирской земли, поддается приблизительному исчислению. По сведениям скандинавской «Пряди об Эймунде», стоимость наемника на Руси в начале XI в. была такова: простой воин получал в год 1 гривну (51 г серебра по севернорусскому счету, половина этой суммы выплачивалась мехами), рулевой на судне — вдвое больше. С другой стороны, летописное сообщение под 1014 г. говорит, что Владимир обязал новгородцев давать тысячу гривен «гридем», видимо из числа тех «варягов», которых он после победы над Ярополком «расточил» по городам. Стало быть, в Новгороде осела значительная часть «варяжской» дружины — около тысячи человек. По крайней мере столько же, если не больше заморских наемников должно было остаться с Владимиром в Киеве, о чем свидетельствует Титмар. Общее число нанятых в «заморье» дружинников, таким образом, равнялось, вероятно, двум-трем тысячам воинов.
С этого времени ведет свое существование «Варяжский двор» в Новгороде[26], так как строительство казарм для наемников входило в условия договора с нанимавшим их князем (в «Пряди об Эймунде» Ярослав обязуется построить воинам Эймунда «каменный дом и хорошо убрать [его] драгоценной тканью»).
Поход на Киев
Начало войны Владимира с Ярополком наши летописи излагают не вполне согласно между собою. Повесть временных лет говорит, что Ярополк побоялся встретить войско Владимира в поле и затворился в Киеве. С осады города и начинается подробное описание военной кампании или, точнее, пересказ устного предания о предательстве воеводы Блуда. Опора на это фольклорное произведение, которое служило летописцу главным и, по-видимому, единственным источником для освещения заключительной фазы борьбы Святославичей, обусловила мгновенный перенос места действия под Киев, чтобы немедленно вручить судьбу Ярополка в руки Блуда — собственно ключевого персонажа всей истории.
Походы князя Владимира на Полоцк и Киев
Иначе представляет ход дела Иоакимовская летопись, в которой нашли отражение события, предшествовавшие кровавой развязке в Киеве. Сначала Ярополк шлет к брату послов «увесчевати», то есть пытаясь уладить дело миром. Одновременно он выдвигает к северной границе Русской земли, в междуречье Днепра и Западной Двины («во кривичи»), войско под началом своих воевод. Владимир колеблется, «но вуй [дядя] его Добрыня», ведавший, что Ярополк «не любим есть у людей [в Киеве], зане христианом даде волю велику», удержал Владимира от отступления и послал «в полки Ярополчи з дары к воеводам, водя [вадя, т. е. приваживая, привлекая] их ко Владимиру». Те пообещали перейти на его сторону со всеми ратниками. Тогда Добрыня с Владимиром двинулись с войском «на полки Ярополчи и, сшедшися на реке Дручи в трех днях от Смоленска, победиша полки Ярополчи не силою, ни храбростию, но предательством воевод Ярополчих…».
Из этого сообщения можно понять, что в задачу Ярополковых воевод (возможно, тех же самых Блуда и Свенгельда) входила охрана верховьев Днепра с тем, чтобы помешать войску Владимира спуститься по реке к Киеву. Вероятно, киевская рать встала в Смоленске или Гнездове — самых северных форпостах киевских князей в Русской земле. Владимиру пришлось двинуться в обход. Он предполагал войти в Днепр через его правый приток, речку Дручу (ныне Друть), впадающую в Днепр значительно южнее Смоленска, возле современного Рогачева. Маршрут движения Владимирова войска свидетельствует о том, что местом его сосредоточения был Полоцк (и это обстоятельство между прочим служит еще одним опровержением существования прямого водного пути «из варяг в греки», из Ловати в Днепр). Воеводы Ярополка успели преградить путь Владимиру. Но исход противостояния двух армий был решен не мечом, а подкупом. И тут Иоакимовская летопись дает теме предательства, подробно разработанной также и Повестью временных лет, новый оборот, выдвигая на первый план недовольство воевод прохристианской политикой Ярополка. Нет причин сомневаться в этом известии. Княжеская дружина была именно той средой, где христианство встречало обостренное неприятие, особенно с тех пор, как оно заявило о своем намерении переустроить весь жизненный уклад древнерусского общества. Всплески языческого протеста в последние годы княжения Ольги и временное торжество языческой реакции при Святославе были видимым проявлением глубокого раскола внутри дружинной «руси», который, конечно, сохранял всю свою остроту и при Ярополке. Воинствующее киевское язычество, притихшее после смерти Святослава, усмотрело во Владимире князя, способного вернуть «русским богам» их поколебленное величие.
После битвы на реке Друче Владимиру открылась прямая дорога на Киев. Очевидно, не позднее чем через две недели он разбил свой стан под городом, «между Дорогожичем и Капичем», как сказано в Повести временных лет. Урочище Дорогожичи находилось километрах в двух на северо-запад от Киева. Местоположение Капича неизвестно; топоним этот более не упоминается в летописи[27].
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
