Свою штурмовую волну Беренс наскреб по человечку -там людей с речных флотилий, тут готовый к отправке на фронт морской полк. В бой пошли и гарнизоны фортов. Был у него и еще один резерв, большевиками не жданный.
Офицеры.
Те, кто не уехал в эмиграцию, не подался к Колчаку и Деникину, но и красным служить не стал, предпочел работу в архивах или голодную отставку. Тоже на батальон наскреблось…
– Господа, – сказал им начальник морских сил советской республики, – есть повод рассчитаться с анархистами-клешниками и левацкими комиссарами за февраль семнадцатого. Если город вернем мы, нам и порядок на флоте наводить. А если Тухачевский с Троцким…
Кривил душой – разбойно-анархического элемента в Кронштадте за годы Гражданской войны не осталось, бунтовали недавно мобилизованные – против продразверстки, разрухи, войны. Но – сыграло.
Это командир «Фрунзе» знает не по фильмам, слышал каждое слово. Видел лица людей, которым дали право умереть за дело их жизни – либо выжить и вернуться в строй победителями. Кому позволили расплатиться за все. Какая им была разница, что у них на рукавах: трехцветный ли шеврон, кумачовая ли повязка?
Лавров, как член партии, стал комиссаром сводного полка, стоял за правым плечом наморси[1] Беренса. Главное чудо: сказанное навсегда осталось между бывшими офицерами. На полтысячи человек – ни одной гниды. Правда, и выжило их – хорошо, если один из дюжины. Какие люди остались на кронштадтском льду… Выжившим комиссар – под матросским бушлатом набухала кровью наложенная поверх ребер повязка – вручал партбилеты. Прямо на борту взятого на штык линкора «Севастополь». Позволил себе улыбку:
– Поздравляю, господа, вы стали товарищами…
Несколько лет на флоте было тихо. Дельных людей осталось мало, кораблей – не больше. «Флотишка» – так называл их Ленин. На новые корабли совнарком не давал ни копейки, но и распускать не торопился. Правоваты? А кем, случись что, давить в Питере левацкие мятежи? Верны, кровью повязаны… пусть служат!
Флот ничего особого не просил. Когда страна немного отдохнула от войн и разрухи, начали ставить в план производство простых, маленьких корабликов. В серию пошли суда двойного назначения: в мирное время рыболов, в военное -сторожевик. Осторожно ставили вопрос о вспомогательных крейсерах, в качестве аргумента выдвигая приключения «Зееадлера» и других немецких рейдеров империалистической войны. Подняли вопрос о снабжении – и вновь построенные мирные советские танкеры оказались достаточно шустры, чтобы в случае войны приставить к своему наименованию приставку «эскадренные». Мобилизация трудового тоннажа отлично совмещалась с советскими политическими доктринами. Для тех, кто вздыхал по крейсерам и линкорам, тоже нашелся аргумент: «Мы строим флот снизу. Утром – тральщики, вечером – крейсера. Линкоры – следующим утром…»
Страну лихорадили буйные двадцатые годы. Тогда многим казалось, что на рывке, на «даешь», можно сделать все! Хоть индустриализацию в четыре года, хоть танковую армию в сто тысяч машин, хоть полет на Марс! Многим казалось, что Мировая Революция ударит со дня на день, а на флоте окопались бывшие золотопогонники, которые вместо боевых кораблей строят рыболовов да подновляют царское старье.
Каково было краснофлотцам – курсантам командирских училищ? Тогда, в двадцатых, молодежь постигала науку рядом с бойцами Гражданской, бывшими рядовыми матросами и унтерами, что желали попасть на мостик, комиссарами, которым не хотелось занимать скучную должность помполита. Что ждало их впереди? Сейнер, на который воткнули пушку и противолодочный бомбомет? Транспорт, у которого пушки, если есть, в трюме лежат ?
Чем такой «флот», – не лучше ли «морские силы армии», зато с быстрыми торпедными катерами, грозными врагу подлодками и – самолетами! Генерал Уильям Митчелл, герой мировой войны, доказывает – они могут!
Когда в далекой Америке авиабомбы отправили на дно трофейный немецкий линкор, в советском флоте началась дискуссия.
«Нужны ли мы нам?»
Молодая школа жала на то, что их соперник по дискуссии -как один, перекрасившиеся золотопогонные шкуры, и на то, что «морские силы армии» дешевле, чем даже «флотишка». Наркомфлота Беренс не выдержал накала дискуссии. Лавров помнит, как после одного из совещаний в Совнаркоме, прежде чем сесть в автомобиль, Евгений Андреевич расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Лавров помнит его виноватую улыбку: флагман флота, и не показывает пример подтянутости.
– Сердце покалывает.
Откинулся на сиденье, прикрыл глаза – и уже не открыл никогда. Врачи установили: инфаркт. Бывшему старшему штурману «Варяга» не исполнилось и пятидесяти лет.
Новым наркомом стал командующий Балтийским флотом Лев Галлер. Скорее кораблестроитель, чем флотоводец, он сделал упор не на стратегию с тактикой, а на экономику. По его словам, выходило, что флот на каждый вложенный рубль отдает полтора, и на нем куются ценнейшие кадры для народного хозяйства.
Где в СССР найдешь механиков, что умеют обращаться с мощными турбинами – кроме как на крейсерах и линкорах?
Как без подготовленных кадров обслуживать мощные электростанции? Где готовить кадры для торгового и рыболовного флота? Откуда приходят грамотные, не боящиеся техники, люди? Причем в большинстве подтянутые до уровня среднего образования? В армии тогда и грузовиков не было, не говоря про танки, да и расписаться умел не каждый.
Вышло, что без «флотишки» об индустриализации не стоит и мечтать. Кроме того, Красный флот – не береговая оборона, он собирается драться наступательно: высаживать десанты, вываливать мины в самых неожиданных для врага местах, шалить на коммуникациях. Независимо от армии, даже пехоты не попросит: сформирует по десантной бригаде на флот… Что до морских сил армии, с катерами и малыми подлодками, пусть будут. За счет армейского бюджета. Он, Галлер, охотно отдаст ту часть личного состава, что готова расстаться с мечтой об океанской мощи и смириться с долей военно-морского каботажника.
С тех пор Красная Армия и Красный Флот кланяются, но не разговаривают. Если нужна совместная операция – согласовывают условия и подписывают договор, словно союзные, но совершенно независимые державы.
Потому решение тактической проблемы «бомбардировщики против флота» не только проверка заокеанской теории. Одно дело, когда с воздуха гвоздят древний броненосец, радиоуправляемую мишень, что реагирует на команды с опозданием и совсем не отстреливается. Другое, когда новейший эсминец ловко уворачивается от пакетов с краской, заменяющих бомбы – притом что самолетам по условиям учения запрещено снижаться ниже трех тысяч метров -иначе, мол, считаются сбитыми. И третье – если от налета не сумеет отбиться только что отремонтированный корабль с лучшей в Союзе командой.
Возможны очень неприятные выводы.
Значит, в море? Нет, так думают не все.
– Уходить нельзя!
– Иван Иванович?
Ренгартен. Разумеется, у него допуск есть: начальник связи – персона зачастую более осведомленная, чем командир корабля. Более опасная, чем корабельный особист. «Управление информации» – неплохое прикрытие для разведки и контрразведки флота. Правда ведь, информируют. И – всегда знают больше, чем докладывают.
