Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
Неизвестно, выплачивалась ли дань в первой половине 1460‐х годов: если нет, тогда становятся понятны мотивы похода хана Большой Орды Махмуда на Русь в 1465 году. К тому же за Иваном III числилась еще одна «провинность»: в 1463 году он без ханского ярлыка присоединил к своим владениям еще недавно самостоятельное и считавшееся «великим» Ярославское княжество; местные князья взамен своей вотчины получили от великого князя, по словам летописи, волости и села, а возможно, также и денежную компенсацию.
Вероятно, Махмуд хотел покарать своего вышедшего из повиновения «улусника», но неожиданно во время похода он подвергся на Дону нападению соперника — крымского хана Хаджи-Гирея — и был разбит. Во второй половине 1460-х годов обстановка в Большой Орде стабилизировалась, на престоле утвердился хан Ахмат, и Москва, по всей видимости, возобновила выплату дани. Однако летом 1472 года Ахмат предпринял поход на Русь, окончившийся неудачей (татары сожгли город Алексин на правом берегу Оки, но переправиться на другой берег им не дали подошедшие московские войска).
Объясняя мотивы этого набега, летопись сообщает, что хан был «подговорен королем», т. е. Казимиром IV — королем польским и великим князем литовским. Судя по всему, подоплекой конфликта было соперничество Казимира и Ивана III за господство над Великим Новгородом. В июле 1471 года московское войско разгромило новгородцев в битве на реке Шелони; в том же году послы Ивана III дважды побывали при дворе короля Казимира в Кракове. Таким образом, набег Ахмата не был подобием прежних карательных походов ордынцев на Русь: из внутреннего дела хана и его вассалов-князей русско-ордынские отношения стали частью международных отношений Восточной Европы. Молодое Русское государство выходило на широкую международную арену: новым подтверждением этого стало установление прямых контактов (а затем и союза) Москвы с Крымским ханством, а также заключение в ноябре 1472 года брака Ивана III с Софьей (Зоей) Палеолог — родственницей византийских императоров.
Неудача Ахмата позволила Ивану III окончательно прекратить выплату ежегодной дани, хотя на полный разрыв с Большой Ордой великий князь еще не решился: он обменивался послами с ханом и порой задабривал его и татарских мурз при помощи богатых даров. Но прямое требование Ахмата лично явиться в Орду (1476) Иван III проигнорировал, и новое столкновение стало неизбежным.
Весной 1480 года Ахмат решил силой восстановить власть над непокорным улусом: собрав большое войско и возобновив союз с королем Казимиром, хан в начале октября подошел к реке Угре, разделявшей владения Литовского и Московского великих княжеств. На другом берегу расположились полки Ивана III. Во время продолжавшегося больше месяца «стояния на Угре» (как эти события принято называть в исторической литературе) перестрелки и боевые столкновения чередовались с переговорами. Наконец, на второй неделе ноября Ахмат, не дождавшись помощи от своего союзника Казимира и не надеясь сломить сопротивление московских войск, повернул обратно.
Видимая легкость, с которой московский государь добился успеха, не должна нас обманывать. Написанное в разгар этих событий и адресованное великому князю послание ростовского архиепископа Вассиана Рыло ярко свидетельствует о колебаниях и сомнениях, имевших место в стане Ивана III.
Вассиан убеждал государя не слушать тех, кто советовал ему отступить, не противиться Ахмату. Знакóм архиепископу и аргумент, который мог быть приведен в оправдание такой осторожной тактики:
Под клятвою есмы от прародителей, — еже не поднимати рукы противу царя, то како аз могу клятву разорити и сопротив царя стати?
От предков находимся мы под клятвой, чтобы не поднимать руку на царя, как же я могу нарушить клятву и против царя стать?
Очевидно, великому князю и его советникам нелегко было преодолеть психологический барьер и выступить против законного хана-Чингисида, которому привыкли повиноваться предки Ивана III.
Вассиан приводит свои контраргументы: разрешать от невольных клятв (под клятвой, вероятно, в данном случае имеется в виду присяга, которую приносили в Орде князья, получая ханский ярлык на свое княжение) дана власть митрополиту и другим владыкам. Да и какой пророк, апостол или святитель, — саркастически вопрошает автор послания, — заповедал «тебе, великому Русских стран христьанскому царю», повиноваться этому богомерзкому и скверному самозваному царю! А «самозваным царем» Вассиан именует хана потому, что основатель Орды Батый,
пришед разбойнически и поплени всю землю нашу, и поработи, и воцарися над нами, а не царь сый, ни от рода царьска.
придя разбойнически, захватил всю землю нашу и поработил, и воцарился над нами, хотя он не царь и не из царского рода.
Таким образом, обретение независимости требовало не только создания боеспособного войска, но и преодоления многовековой традиции покорности ордынским правителям: ведь та же Церковь учила, что «нет власти не от Бога»!
В наших учебниках свержение ордынского ига прочно связывается со «стоянием на Угре», а в некоторых научно-популярных изданиях 12 ноября 1480 года, т. е. следующий после отступления Ахмата день, даже именуется «первым днем независимости Руси». Думается, это все-таки сильное упрощение. Никто тогда, в 1480 году, не мог быть уверен, что за отраженным ордынским набегом не последует другой, еще более грозный. Вообще современники не придавали «стоянию на Угре» какого-то судьбоносного значения. Примечательно, что польский хронист Ян Длугош, умерший в мае 1480 года, т. е. за полгода до похода Ахмата, писал об освобождении Московии от «варварского ига» как уже о свершившемся факте. Действительно, Иван III уже с начала 1470‐х годов вел вполне независимую внешнюю политику, а походы Ахмата 1472 и 1480 годов стали испытанием этой независимости — испытанием, которое молодое Русское государство успешно выдержало.
Суверенитет — самый первый и безошибочный признак модерного государства. В первую очередь он означает независимость от каких-либо иностранных правителей. В эпоху Ивана III само понятие суверенитета еще не существовало не только на Руси, но и в Западной Европе (учение о суверенитете разработал в 60–70‐х годах XVI века французский юрист и философ Жан Боден). Однако московский государь ясно выразил идею независимости своей власти, унаследованной от предков. Послу императора Фридриха III Николаю Поппелю, предлагавшему Ивану III от имени своего государя королевскую корону, был дан в январе 1489 года гордый ответ:
А что еси говорил нам о королевстве, если нам любо от цесаря хотети кралем поставлену быти на своей земле, и мы Божиею милостию государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы, а просим Бога, чтобы нам дал Бог и нашим детем и до века в том быти, как есмя ныне государи на своей земле, а поставления, как есмя наперед сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим.
А что ты говорил нам о королевстве: хотим ли мы от императора быть поставленным королем на своей земле; и мы Божией милостью государи на своей земле изначально, от первых своих прародителей, а поставлены Богом, как наши прародители, так и мы, а просим Бога, чтобы дал нам и нашим детям Бог вечно пребывать в том [состоянии], как ныне мы государи на своей земле; а поставления мы, как прежде ни от кого не хотели, так и ныне не хотим.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
