Наконец, через сотню-полторы кругов, ему приходит время умирать. Ствол начинает гнить и делается дуплистым, но мощные корни продолжают держаться за землю. Потом верхушка ведьминой гребёнки обламывается, и от дерева остаётся только пень.
Как правило, такой пень продолжает по древесному обыкновению тихо гнить, и ничего интересного с ним уже не происходит. Но иногда то, что казалось мёртвым — как кажется мёртвой неподвижная куколка бабочки — вдруг оказывается живым. В урочный час пень просыпается.
Корневики не знают, почему одни деревья умирают насовсем, а другие превращаются в разумные и способные к передвижению существа. Однако было замечено, что чаще становятся корневиками те пни ведьминой гребёнки, которым хорошо жилось ещё в виде деревьев. Если дерево росло на богатой почве, если ему доставалось вдоволь света и сладкой подземной воды, то после смерти от него остаётся солидный и могучий пень. Лесное племя корневиков знает в лесу все такие пни и присматривает за ними — с тем, чтобы прийти на помощь новорождённому корневику сразу после его пробуждения.
Появления на свет Корняги никто не ждал.
Ведьмина гребёнка, которая дала ему жизнь, была чахлым и замученным деревом, выросшим на самом краю глубокого оврага. В один из дождливых кругов сильные ливни размыли склон, и половина корней ведьминой гребёнки осталась висеть в воздухе. Деревце было молодым, оно приспособилось. Только вот навсегда стало кривым и корявым, да и размерами не вышло — не на что ему было расти, все силы уходили на то, чтобы выжить.
Как ни цеплялось за жизнь упрямое дерево, настал и ему черёд стать пеньком. И пенёк из него, понятное дело, получился маленький, кривой и корявый. Никому из корневиков и на ум не взбрело, что он может ожить.
Вот так и вышло, что Корняга пробудился к жизни в полном одиночестве.
На этом месте мой проводник замолчал. Я не успела спросить, в чём дело, как он просительно проскрипел:
— Воды дай, а? В горле пересохло.
Я чуть не поперхнулась от неожиданности. Всё-таки удивительная тварь этот Корняга. Джерх его знает, чего от него ждать. В горле у него, видите ли, пересохло!
Я прижала поводья локтём к боку, отстегнула от пояса флягу с водой и, не глядя, сунула её за плечо:
— Держи!
За плечом забулькало — да так азартно, что я не выдержала и поинтересовалась:
— Может, ты и пиво пьёшь?
— А есть пиво? — тотчас отозвался Корняга.
— Нету, — сурово сказала я. — И кто тебя в лесу пиво пить научил?
— Люди, — скрипуче вздохнул Корняга, перебираясь через моё плечо, чтобы вернуть флягу. Фляга изрядно полегчала, а вот в Корняге веса почему-то совсем не прибавилось. Интересно, с какими это людьми он в лесу компанию водил?
Я и себе сделала пару глотков из фляги, прежде чем вернуть её на место. Четтан уже поднялся высоко, и в лесу становилось жарко. Скоро пора будет останавливаться на привал.
— Есть тут поблизости такое место, чтобы вода и отдохнуть спокойно? — спросила я.
— Есть, — скрипнул Корняга из-за плеча. — Озеро. Слезой Великана прозывается. Правее держи.
Ветер охотно принял вправо — может, уловил идею отдохнуть и напиться. А вот вулха что-то не было видно.
— Хэй, вулх! — крикнула я. — Направо, к озеру!
Лесное озеро — это хорошо. В озере можно не только напиться, в озере можно ещё и искупаться. Если никто не помешает…
— Чего замолчал? — бросила я через плечо. — Рассказывай.
Однажды в дождливый и промозглый синий день Корняга впервые открыл глаза. Он увидел овраг, по дну которого струился ручей, полускрытый грудами опавших листьев. Он увидел мокрые деревья и хмурое небо. Он почувствовал холодные капли дождя на своей коре и понял, что пришёл в мир, но мир ему не рад.
Следующие дни — много дней — Корняга провёл в неподвижности над оврагом. Он наблюдал за окружающей жизнью, и мыслей у него было не больше, чем у обыкновенного пенька. Наверное, так могло продолжаться долго — если бы не один настырный червяк, которому Корняга сильно приглянулся на вкус. Червяк ползал под землёй и грыз Корняге корни.
Через пару дней такой жизни Корняга выкопался из земли, с наслаждением раздавил червяка и пошёл искать себе места под солнцами.
Ещё через день он встретил сородичей, и первым же делом послужил причиной раздора между кланами.
Корневики рождаются редко, зато живут очень долго. По существу единственное, что может уничтожить корневика — это огонь. Как любые долговечные существа, корневики превыше всего ставят традиции. С незапамятных времён лес разделён среди них на участки, и новорождённого корневика принимает к себе тот клан, на участке которого он родился. Корняге и здесь не повезло. Его угораздило родиться на спорной территории, и ни один из трёх кланов, претендующих на этот участок леса, не хотел принимать к себе кособокого карлика, вдобавок ещё и немого — ведь до сих пор его никто не учил разговаривать.
Если бы Корняга соображал, что происходит, он бы просто взял и ушёл из родного леса. Но он тогда ещё был глуп, как пень, и не понимал ни единого слова. После долгого разбирательства один из кланов всё-таки взял к себе Корнягу, получив вместе с ним и права на спорный участок.
Два оставшихся клана невзлюбили Корнягу, потому что потеряли возможность увеличить свою территорию.
Родной клан невзлюбил Корнягу, потому что из-за него мишенью для насмешек стал весь клан. «Да у них такая земля, что на ней только карлики родятся», — говорили обиженные.
И все сходились на том, что уродец долго не проживёт.
Но, видно, упрямство и воля к жизни, которыми была наделена ведьмина гребёнка, что росла на краю оврага, перешли по наследству к Корняге. Он выжил и даже подрос чуть-чуть, и перестал крениться на один бок. Он неслыханно быстро — всего за один круг — научился говорить. После чего нагадил в душу родственникам, обложив их всеми недавно выученными скверными словами, и ушёл к людям.
Корняга снова умолк.
— Что, опять воды? — усмехнулась я, оборачиваясь.
За плечом у меня никого не было.
— Эй! — крикнула я, одновременно левой рукой натягивая поводья, а правой по привычке хватаясь за кинжал на поясе. — Ты что, свалился?
Ветер неохотно послушался поводьев и остановился.
— Стой здесь, — велела я жеребцу, спешиваясь.
Я сделала несколько шагов назад и нагнулась над кустом, из которого вроде бы торчали какие-то посторонние сучья. В этот самый миг надо мной просвистела пущенная из лука стрела.
Тело моё разобралось в обстановке быстрей, чем разум. Разум ещё только расставался с мыслью найти упавшего куда-то в куст Корнягу, а тело уже метнулось за этот куст и замерло, готовое для следующего броска.
На мгновение всё затихло. Только сердце у меня колотилось все сильнее. Мне вдруг стало легко. Мир из странного сделался привычным и простым. Стреляют — значит, засада. А засада — значит, пробьюсь. Не страшно! Любой враг лучше, чем неизвестный.
