— Замолчи и ешь, что тебе положили!
(На этой шутке учительница отхлебывает из фляжки, которую прячет в лаборантской.)
— Мама, мама, папа взял меня за письку!
— Замолчи и соси дальше!
(Тут девочки начинают шумно протестовать, а мальчики в восторге. Юха предусмотрел обе реакции.)
— Мама, мама, а Атлантический океан большой?
— Замолчи и плыви дальше!
(Тут Пия и Эва-Лена кричат, что они убьют Юху, если им придется выслушать хотя бы еще одну историю про «мама, мама».)
— Мама, мама, а почему папа бежит зигзагом?
— Замолчи и заряжай по новой!
(Тут учительница возвращается в класс. Дети перекрикивают друг друга. Юха сжимает в руке листок с пятнадцатью аккуратно записанными историями про «мама, мама». У него осталось еще десять. Урок заканчивается раньше времени. В коридоре Пия и Эва-Лена расцарапывают ему лицо, да так, что идет кровь.)
24
Юха не знает, почему ему хочется быть в центре внимания, но хочется ему именно этого.
Чтобы его замечали, чтобы о нем говорили у него за спиной, чтобы восхищались им.
Ему хочется быть важным.
Он часто представляет себе, что он умер и все скорбят по нему. Как когда умер Юнатан Лейонйярта[15]. Каждый раз, читая начало «Братьев Львиное Сердце», он плачет и воображает, что это он был таким храбрым и это его все так любили.
Юха воображает, что их дом загорается, он взваливает на спину Марианну, прыгает с верхнего этажа и разбивается насмерть.
Боже, как они все скорбят!
Весь класс. Весь Сэвбюхольм.
Леннарт плачет. Стефан плачет. Даже дуреха Эва-Лена плачет и жалеет, что она была такой дурой, и злюкой, и вообще.
Йенни безутешна.
Бедная Йенни. Кто же будет с ней дружить, когда умрет Юха? Нелегко ей придется.
И какая тишина и тяжесть дома! Мама, папа и Марианна сидят за столом и смотрят в тарелки, жуют, с трудом глотают еду, а место Юхи пустует.
Пустует.
Раз за разом, накрывая на стол, Ритва ставит четыре прибора, а потом вспоминает, что их только трое, и начинает плакать.
Все плачут.
Учительница плачет.
Весь класс приходит на похороны, и поет псалмы, и кладет цветы, и думает о нем — том, кого они утратили, — о Юхе, — который лежит там мертвый, мертвый, мертвый.
Кто теперь будет дарить всем радость, смешить и выдумывать всякую всячину? Кто?
Учительница произносит речь: «Милый малыш Юха…»
Так красиво и так печально.
Конечно, умереть стоит — ради такого-то внимания!
25
В центре внимания всегда оказывается самый лучший. Юха пытается быть лучшим во всем. Он с рвением тянет руку на уроках. И конечно, за все контрольные у него пятерки. В хоре он поет громче всех. Он гордится своим громким голосом, пронзающим пространство, и перекрикивает всех: «Тихая ночь, дивная ночь…»
Никто не может не заметить его голоса.
Но быть лучшим во всем не получается. По физре успехи у него не очень. Когда класс делится на футбольные команды, его всегда выбирают одним из последних. Как это унизительно! Поэтому он так часто и вызывается быть вратарем, чтобы самому выбирать игроков.
Но лучший способ оказаться в центре — это выступать. Юха выступает постоянно. На школьном дворе, в столовой, на праздниках и во время Веселого часа.
Когда у Бенгта и Ритвы гости, он забирается на стул и громко поет своим пронзительным голосом, перекрывающим все остальные звуки: HONEY HONEY, МИЛЫЙ СЛАВНЫЙ — HONEY HONEY, YOU’RE A SEX MACHINE…
И, поскольку гости смеются, он берет повыше и погромче: HONEY HONEY, МИЛЫЙ СЛАВНЫЙ…
И тогда Бенгт отправляет его спать. А Юха чувствует себя невыносимо униженным.
Выступать для Юхи — это способ общаться. Смешить — для него единственная возможность завести друзей, ничего другого он не умеет.
Он неделями заучивает сценки Хассеотаге и песенки Повеля Рамеля[16], прячется и репетирует, чтобы потом сразить всех наповал.
И он действительно смешит.
Даже дура Эва-Лена вынуждена это признать. Невозможно не смеяться.
Юха даже вызвался выступить на дне рождения Марианны. Он устроил представление под песенку «The Sweet». Он был Брайаном Конноли[17]. В конце песни он разорвал на себе футболку. Это была его любимая футболка с Мумми-троллями, но он пожертвовал ею ради выступления.
Друзья Марианны ничего не поняли. Им было всего по шесть лет.
Марианне полагалось сидеть за креслом и выдувать мыльные пузыри, чтобы получился сценический эффект.
Но пузырей почти не было — она дула слишком сильно.
Потом Юха основательно поколотил Марианну, хоть это и был ее праздник. Испортила все шоу.
26
О, я люблю похвалы! Еще ребенком я из кожи вон лез, чтобы услышать, какой я молодец.
Такой умный малыш, такой развитой для своего возраста, а какой у него аккуратный почерк! Что это ты пишешь? О, стишки! Как чудесно, очаровательно! Такой серьезный, а когда захочет — то и беззаботный. Озорник, шалун, весельчак, министр веселых дел, чаровник, вундеркинд, божество, божество, божество!
Надо как-то это обстряпать. Нелегко, но уж что смогу, то сделаю. Что уж есть, то есть, но иногда и этого не хватает.
И вот я здесь. Один. Стою перед зеркалам, закрыв глаза.
«I don’t know why she’s leaving or where she’s gonna go, I guess she’s got a reason but I just don’t wanna know…»[18]
Я никак не мог понять, почему они бросали меня, почему никто не оставался, когда звонил звонок и Веселый час был окончен. Они с потрясающим равнодушием вставали, переворачивали стулья на парты и уходили. Я же смешил их. Я же нравился им. Они ведь смеялись.
Как и теперь. Публика смеется, и мне кажется, что они останутся со мной, но, насмеявшись, они уходят, как только гаснет свет на сцене. И я чувствую, что опять остался в дураках, стоя за сценой в ожидании вызова на бис.
