Мария превыше всего любила власть, она хотела сохранить ее любыми средствами и на как можно дольший срок64.
Бенедетта КравериПосле разговора с женой Генрих IV грустно сказал своему верному герцогу:
– Она исходит из убеждения, что мне осталось недолго жить… Да вы и сами слышали это.
– Сир!
– А как еще это истолковать? Зачем говорить о том, чего не может произойти до моей смерти? Я имею в виду регентство…
Максимельен де Сюлли с сочувствием смотрел на своего короля. Как человек прямой, он не желал льстиво уверять Генриха, что требование Марии Медичи не стоит и выеденного яйца.
– Сир, – сказал он, – вам следует принять меры.
– Меры… Конечно… Но если… У вас есть какие-нибудь кандидатуры, кроме… Кроме моей жены?
Герцог прямо взглянул ему в глаза:
– Сир, вы сами накликали на себя эту беду. Вы слишком разозлили свою супругу и вынудили действовать по указке этого негодяя Кончини. Заметьте, все ваши прежние увлечения расстраивали ее, но ни одно из них не было чревато такими последствиями. Малышка де Монморанси…
– Но это все ложь, наглая ложь! – перебил его Генрих.
Де Сюлли, давно знавший короля, еще с тех пор как он был правителем Наварры, лишь покачал головой.
– Ну, хорошо, вы правы… И все же здесь много преувеличений… Моя любовь к ней, мой друг, как болезнь. Ее прекрасный образ преследует меня и днем, и ночью… Но каков мерзавец этот Кончини! Он настроил мою супругу против меня… Он и Галигаи…
– Так почему вы это терпите, сир? – угрюмо спросил де Сюлли. – Всё в вашей власти. Отправьте этих авантюристов восвояси…
– Да, я уже подумываю об этом, – возбужденно перебил его Генрих. – Другого пути у меня нет. Но мне бы не хотелось усугублять разрыв с Марией… Вы можете это устроить? – спросил он напрямую.
Учитывая опыт общения с королем, де Сюлли ничего другого и не ожидал. Он уже много раз решал подобные задачки и всегда добивался успеха. Однако никогда прежде вопрос не бывал таким серьезным.
– Ну, разумеется, сир, – подумав, ответил он. – Однако ваша супруга… Она этого так не оставит. Возможно, она смирится с потерей фаворитов, но в качестве сатисфакции вновь поднимет вопрос о своей коронации.
Лицо Генриха омрачилось.
– Я всегда подсознательно боялся этого. И ее слова, что я не доживу до шестидесяти… Мой отец погиб, когда ему было сорок четыре года[1], всё может быть в нашей жизни… Как это ни печально, друг мой, если она будет настаивать, нам, наверное, придется уступить. Мария права в одном – я должен подумать о сыне.
– Но, сир…
– Когда я был молод, мне нагадали, что я встречу смерть, находясь в своей карете. В разгар праздника…
По лицу герцога пробежала тень улыбки:
– На вашем месте я бы обходил кареты стороной. Что же касается коронации… По крайней мере, с ней не стоит спешить.
– Вы, как всегда, правы, герцог… Но что подумает моя жена? Что я плохой отец? Что я недальновидный политик? Как ни тяжело это решение, но коронация состоится.
На этом король и его министр расстались. Напоследок герцог позволил себе спросить у Генриха:
– Шарлотта… Вы намерены продолжать отношения с ней?
