– Черт! Черт!
Она изо всех сил хлопнула ладонью по рулевому колесу. По инерции вырулила на обочину и встала. Сердце бешено стучало в ее груди. Вокруг не было видно ничего – ни зданий, но боковых дорог. Пусто.
Лицо Уилсона, как всегда, было расслабленно отрешенным, но теперь в его глазах светилось влажное беспокойство. У них жили только глаза – как будто личность каждого из членов ее семьи спряталась в них.
Тиль повернулась к детям:
– Повода для беспокойства нет. Я достану другую машину. Скоро вернусь.
Открыв и сразу же закрыв дверь, чтобы не выпустить наружу тепло, Тиль поторопилась к задней дверце и вытащила из багажного отделения чемодан с зимними вещами. Изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, она натянула на детей пальто, перчатки и шапки – те смотрели на нее испуганными глазами. Кроме того, она укутала их пледом, дала им попить из термосов, как всегда поразившись, насколько оживленными становятся их лица, как только их губы, повинуясь рефлексу, охватывают трубочку. Одев также Уилсона, она натянула перчатки, шарф и шляпу, после чего нагнулась и достала из бардачка пистолет, который засунула в свой рюкзак.
– Держитесь и не теряйте веры! Вернусь скорее, чем вы успеете моргнуть.
Порыв колющего ветра пронзил Тиль, стоило ей выйти из прогретого вэна. Она захлопнула дверь и побежала прочь, понимая, что они смотрят на нее, что ей нужно быть сильной и быстрой и показать, что до ближайшего города она запросто пробежит на спринтерской скорости.
Но когда вэн скрылся из виду, Тиль притормозила. Ее легкие горели, ноги стали ватными. Какой из нее спринтер! Она была простой домашней женщиной с лишними тридцатью фунтами веса, которая чувствовала себя нормально только за столом в комнате с климат-контролем. Полная противоположность Элии, которого синдром гиперактивности держал в состоянии непрекращающегося движения – пока вирус не отобрал у него его тело.
Впереди, в полумиле, Тиль заметила дорожный знак. Попыталась вновь прибавить. Зеленый знак подполз ближе, но до него все еще было далеко. Она перешла на шаг, чтобы присмотреться, прищурилась и чуть не задохнулась от отчаяния. На знаке было написано: «Ганнисон – 13 миль».
Тиль с трудом подавила всхлип. Тринадцать миль? Да на это уйдут часы. Она представила свою семью, оставшуюся в вэне. Наверняка они уже замерзают. Окинула взглядом темный лес, обнимающий шоссе. Может быть, начать продираться через него. А вдруг там на сотни километров никакого жилья?
Альтернативы не было. Стараясь не паниковать, она вновь побежала вдоль шоссе.
Через десять минут к горлу подступила тошнота, и Тиль вынуждена была вновь замедлить бег. Подавив ладонью острую боль, пронзившую бок, она представила себе: вот они, сидят в заледеневшем вэне, и слабые облачка последнего дыхания исходят из их замерзающих губ. И она возвратится к ним, уже замерзшим, уже неживым, уже…
На мгновение она застыла. Более ужасного чувства, чем в этот краткий момент, она в своей жизни не переживала.
И вдруг она почувствовала облегчение.
Облегчение от того, что ей уже не придется менять им подгузники и пеленки, кормить их, переносить в постель. Облегчение от того, что они станут свободными от своих тел, которые превратились для них в тюрьмы. И еще от того, что, с одной стороны, она не будет свидетелем их смерти, но с другой – она и не бросает их так, как бросали и бросают своих близких многие и многие люди.
Неожиданно слух ее уловил ровный шум. Мгновение, и она поняла – где-то неподалеку работает мотор машины. Она остановилась и повернулась. На дороге появился внедорожник, направлявшийся прямо в ее сторону.
Тиль вышла на дорогу, размахивая руками:
– Помогите! Эй, помогите!
Внедорожник остановился на обочине в сотне ярдов от нее.
Тиль двинулась к ней.
Из машины никто не вышел, и Тиль остановилась. Почему они выходят? Они хотят удостовериться, что она одна и без оружия?
Она сбросила рюкзак с плеч, достала пистолет – так, чтобы те, кто сидит во внедорожнике, видели это, – и засунула его за ремень джинсов. Сигнал должен быть прочитан верно: «Я могу защитить себя, но я не собираюсь никому причинить вред».
Подходя к машине, она молила господа, чтобы в нем сидели женщины или старые люди, но не бородатые мужчины с автоматическим оружием.
Дверь со стороны водителя открылась, и на дорогу вышел белый молодой мужчина в военных ботинках и винтовкой на плече.
Сердце у Тиль сжалось. Она остановилась и положила руку на рукоятку пистолета.
– Вы один? – спросила она.
– Нет.
И человек сделал шаг вперед.
Тиль отступила и выхватила оружие:
– Стойте! Не приближайтесь!
Молодой человек остановился и вытянул вперед руки ладонями вверх, показывая, что в них ничего нет.
– Это вы меня остановили, не я вас. Вам нужна помощь или нет?
– Нужна, и очень. Моя машина сломалась в нескольких милях отсюда. И там моя семья.
Молодой человек кивнул в сторону своего внедорожника:
– Садитесь. Заберем их. Я смогу отвезти вас в следующий город.
Тиль посмотрела на машину. За тонированными стеклами с этого расстояния не видно было ничего.
– Кто с вами? – спросила она.
– Мои жена и дочь.
Подойдя, молодой человек открыл заднюю дверь и сделал шаг назад, давая Тиль пройти. Забираясь внутрь, она напряглась, опасаясь, что кто-нибудь сейчас ее схватит. Но на заднем сиденье неподвижно сидела девочка возраста Элии, а на переднем, рядом с местом водителя, словно замерзшая – молодая женщина.
Тиль осмотрела задние сиденья, заставленные запасами.
– Но как же моя семья здесь поместится, – спросила она. – Нас всего четверо.
– Я кое-что оставлю, – пожал плечами молодой человек. – Недостатка в продуктах и прочем пока нет. Во всяком случае, пока.
Тиль забралась в машину и села рядом с девочкой. Все правильно. Можно зайти почти в любой дом, и если ты выдержишь запах, то найдешь всего вдоволь – консервы, нужные инструменты, постельные принадлежности. Не говоря уже о драгоценностях, мебели, дивиди, туалетной бумаге. Целый дом в твоем распоряжении, если ты захочешь убрать тела.
– Куда вы едете? – спросил молодой человек. – Кстати, меня зовут Джил. А это Сизон.
Он показал на жену.
– И наша дочь Эриел.
Тиль улыбнулась и кивнула Эриел.
– Я – Тиль. Мы ищем какой-нибудь город, чтобы некоторое время там пожить. Мы из Денвера.
– В Денвере слишком много тел?
– Очень. Если бы там были только кости, я бы еще потерпела. Но сейчас это просто невыносимо.
