Книга Подонок - Гера Фотич

Он обнял меня за плечо, и мы пошли. В соседнем кабинете, чуть поменьше размером на диване сидели двое его коллег. У каждого из подмышечной кобуры торчала коричневая рукоятка пистолета.

Посреди комнаты стоял металлический стул, на который меня посадили.

— Это Артем, — улыбаясь, представил меня Шмелев, — он справится. Мы с ним не раз в мешках на чердаке кайфовали в детстве. Его приятели усмехнулись. Один, зайдя сзади, завел мои руки за спинку стула и застегнул на них наручники.

Я вопросительно уставился на Сашку, который сел напротив меня на диван. Но он только улыбался моему непониманию. Казалось, что это его забавляет.

— Выводи, — сказал он тому, кто продолжал сидеть на диване и парень быстро выскочил в коридор, распахнув настежь дверь.

Через мгновенье я услышал металлический звук отпираемой двери и требовательный голос того парня:

— Выходи на допрос!

Стоило мне из любопытства повернуться в сторону открытой двери, и на моей голове оказался полиэтиленовый прозрачный мешок. Я обернулся в сторону Шмеля и увидел его перекошенное от злости лицо. Сквозь замкнутое полиэтиленом пространство я услышал его искаженный не поддельной ненавистью голос, прорывающийся через шелест мешка:

— Ну что, подонок, будешь говорить!

Опять «подонок» — подсознательно подумал я и, остолбенев, не понял к кому он обращается. Но лицо Сашки находилось так близко от моего и смотрело в упор, что мне не оставалось иного как подумать о себе.

Решив, что он чокнулся на почве белой горячки, я попытался резко встать, но почувствовал, что тот парень сзади поставил ногу прямо между металлических браслетов на моих руках, так словно пытался притянуть мои кисти к полу, заставив распрямить напрягаемые мной локти.

Шмель лихо обернул скотч вокруг моих ног, так что они прижались к ножам стула. Я почувствовал, что не могу ими двинуть. Резкий вздох облепил мое лицо пленкой, заставив почувствовать резь в глазах и удушье. Парень позади меня тоже стал кричать о каких-то кражах.

Прерванное полиэтиленом дыхание вырвалось наружу кашлем. Через помутневшее нутро пакета я успел рассмотреть, что именно Сашка одной рукой затягивает мешок на моем горле, продолжая, что-то выкрикивать в образовавшемся вокруг меня тумане.

Я закричал что есть мочи и вспомнил, как мы учились на чердаке прорывать полиэтилен, изо всей силы вздохом затягивая его в рот, а затем перекусывая зубами. Я, что есть силы, вобрал в себя воздух, но мешок только обтянул мне нос и губы, едва прикоснувшись к передним резцам зубов. В этот момент я понял, что мое дыхание не насыщает легкие. Собрав последние силы, оттолкнулся носочками ног, наклоняя корпус со стулом назад. Но тот парень позади меня знал свое дело и я опять в бешенстве заорал что-то невразумительное.

В этот момент хлопнула дверь, и я почувствовал, как кто-то вошел. Ну, теперь мне точно конец, — подумал я, втроем они меня скрутят в бараний рог.

— Все, все! — тихо зашептал вошедший, сдергивая с меня мешок, наклонившись ко мне и прислоняя палец к своим губам. Делая мне знак, чтобы я молчал.

Даже если бы я хотел что-то сказать, то не смог. Мой организм усиленно насыщался кислородом, изрыгая наружу хрипы, с наслаждением поглощая прокуренный кабинетный воздух.

Я в упор глядел на Шмелева, который ножницами срезал скотч с моих ног и, кивая вошедшему, спрашивал:

— Ну как он? Крякнул?

— Уверен, через минуту постучит три раза, как я ему сказал, — спокойно отвечал тот.

Через несколько секунд наручники были сняты и Шмель извиняюще трепал меня по волосам:

— Ладно тебе, Артем, ну это же шутка такая. Надо было, чтобы гаденыш один тебя увидел в мешке. Пойдем по стопке дерябнем.

Теперь я понял, что оказался наглядным примером колки попавшего в оперские лапы преступника.

Я не возмущался. Только подумал, что за прошедшее двадцатилетие у милиционера Сильвера выросла целая плеяда воспитанников, готовых его заменить на страже порядка. Их методы не сильно отличаются, но они не бьют детей и подростков по ушам и действуют более гуманно, ставя спектакли с участием своих друзей.

Видя вокруг улыбающиеся лица оперативников и чувствуя плечами их дружеские похлопывания, я хотел рассказать им про их предшественника Сильвера, но решил не будоражить прошлое. Успокоился и представил, как все это выглядело со стороны: мое сопротивление, утробные вопли из мешка, крики оперативников, ерзанье на стуле.

— Шмель, мог и предупредить, — обратился я к Сашке укоризненно, радуясь, что ошибся по поводу белой горячки.

— Ты что! — возмутился он, у тебя бы никогда так достоверно не получилось! Ты же не артист!

— Ну да, — согласился я, — не артист. Но все же страшновато! Хрен знает, что вам ментам в голову взбредет. Вы же пьяные все!

В этот момент в металлическую дверь в конце коридора раздался одинокий стук.

Все затихли. Выходивший оперативник многозначительно поднял палец вверх. Но стук больше не повторился, и он немного разочарованно сел на диван. Как только он откинулся на спинку, снова раздался стук, но уже громче. Оперативники переглянулись. Но никто ничего не сказал.

Через несколько секунд всеобщее молчание нарушили три громких стука в металлическую дверь.

— О! — произнес Шмелев и, обращаясь к выходившему коллеге, продолжил — Ну теперь веди его в свой кабинет и принимай явку с повинной на все эпизоды. Пусть сначала сам все напишет собственноручно, а затем оформляй как положено. А мы пойдем ко мне в кабинет по стопочке за победу.

Пить я не стал. Я вспомнил, что за дверью меня уже верно заждались кавказцы и, приведя себя в порядок, вышел к лестнице. Пожилой мужчина сунул мне в руку свернутые купюры, и я вернулся обратно. Шмелев снова был один и дожевывал бутерброд с салом. Я выложил на стол переданные деньги. Оставив на столе две сотни, Шмелев сгреб все остальное и, приподнявшись, сунул в задний карман брюк.