— Дальше, — сказал Георг Лауффер.
— Я тотчас засомневался: именно потому, что не встретил сопротивления…
— Вы засомневались, — подхватил Георг Лауффер, — а судовладелец начал вас уговаривать, что не надо быть таким нерешительным.
— Не могу отрицать: он правда меня подначивал, — согласился Вальдемар Штрунк.
— И так прошла неделя… — предположил Георг Лауффер.
— Мы ждали груза, — оправдывался Вальдемар Штрунк.
— Ваша дочь теперь мертва; и даже не похоронена, — сказал Георг Лауффер. — Не нашлось Милосердия, которое выдало бы вам труп в качестве последнего утешения. Вам не покажут неухоженный могильный холмик. Эллена обошлась без савана и гроба. Никто не слышал, как на дощатую крышку падают комья земли. Никто, даже за щедрые чаевые, не согласится хотя бы пять минут рассказывать вам о смертном исходе ее бытия.
По щекам Вальдемара Штрунка потекли прозрачные слезы.
— Надеюсь, она ушла на дно вместе с кораблем, — сказал он после продолжительного молчания. — А не упала за борт, как выброшенный предмет.
— Невозможно узнать, кто отец нерожденного ребенка. Это другая сторона, — сказал Георг Лауффер.
— Я хочу обрести покой, хочу обрубить руки, которые тянутся ко мне из бездны! — воскликнул Вальдемар Штрунк. — Ненавижу океан. Хочу владеть землей. Садом. Деревьями. Травой, на которой я мог бы лежать. Я хочу, чтобы выкопали тело моей жены, хочу увидеть трухлявый гроб и ее кости.
— Вам не удастся ускользнуть от жесткой хватки вины, — сказал Георг Лауффер.
— Вины? — вырвалось у Вальдемара Штрунка.
— Я хотел вас спросить, соизволите ли вы застрелиться или же придерживаетесь мнения, что эта роль больше подходит мне, — сказал Георг Лауффер.
Вальдемар Штрунк уставился на суперкарго широко открытыми глазами. Он хотел что-то ответить: но гортань будто свело судорогой.
— Один из нас наверняка был причиной несчастья, — пояснил Георг Лауффер.
— Разве еще недостаточно мертвецов? — с трудом выговорил Вальдемар Штрунк.
— Нет, — ответил Георг Лауффер. — Убийство еще не искуплено. А корабль погиб именно из-за убийства.
Вальдемар Штрунк охнул. А спустя некоторое время переспросил бесцветным голосом:
— Убийство? Разве кто-то признался?
— Признание от нас ускользнуло, — сказал Георг Лауффер. — Но фройляйн Эллена убита — из-за добрых или недобрых чувств, о которых она не подозревала.
Вальдемар Штрунк ответил на это задыхающимся смешком.
Самоубийство или несчастный случай. Вне всякого сомнения. Волна с опрокидывающимся гребнем, перемахнувшая через рейлинг… Девочка, наверное, вцепилась в ванты с подветренной стороны. И каким-то образом сломала себе шею… Он энергично встряхнулся.
— Нет! — крикнул. — Вы пытаетесь накормить меня подгнившими фруктами!
Георг Лауффер не шелохнулся. Он заметил, что капитан, будто внезапно продрогнув, совершает одно поспешное движение за другим. Георг Лауффер спросил:
— Желаете, чтобы мы бросили жребий?
— Я вам советую выбрать, как поступил и я, другую профессию, — сказал Вальдемар Штрунк. — Вместо того чтобы разыгрывать из себя неумелого шпиона.
— Я-то не мечтаю приобрести луговину с фруктовыми деревьями… — протянул Георг Лауффер.
— А я не позволю, чтобы меня загоняли в смерть, — сказал Вальдемар Штрунк. — Беспокойный сон, от которого вы страдаете, — это ваше частное дело.
Он вскочил, поспешил к двери, на пороге еще раз обернулся:
— Желаю вам найти в себе силы, чтобы преодолеть прошедшее. Прошлое таково, каково оно есть. Задним числом изменить его невозможно.
Дверь захлопнулась. Капитан ушел.
Так они боролись друг с другом.
* * *
На следующее утро суперкарго нашли мертвым между зажимными стопорами двух якорных машин. Голова этого человека выглядела неэстетично. Понятно было, что он хотел умереть незаметно; но как мертвец желал присутствовать здесь, чтобы каждый точно знал, что произошло, и потому не опрокинулся через рейлинг.
Ветер дул над фальшбортом носовой части. Мертвый же лежал в уголке, защищенном от ветра и солнца. Только волосы над обнаженным лбом слабо шевелились, как птичий пух. В соответствии с наклоном палубы кровь растеклась вдоль раскинутых рук мертвеца и дальше, к цоколю передней лебедки.
Вальдемар Штрунк вынул из руки покойника оружие. Рассмотрел его. Старый барабанный револьвер. Массивные свинцовые пули. Один матрос с фрахтового парохода подошел и сказал, что револьвер был украден у него. Вальдемар Штрунк молча отдал ему оружие.
Вскоре команда деревянного корабля собралась в полном составе и обступила того, кто сам себя осудил, — их Противника, как они полагали. Приговор был вынесен в их пользу. Это должно было их умиротворить. Серый человек навеки замолчал. Теперь бунт, в котором они участвовали, может быть вычеркнут из анналов истории. Они восприняли это как обетование. И одновременно ужаснулись при мысли, что, значит, теперь найден виновный: убийца, неверный слуга государства, преступник, который намеренно затопил судно. — Так что твердые факты задним числом могут подвергнуться изменениям. — Удивительно белым и гладким был этот лоб над наполненным кровью ртом.
Люди молчали. Кастор и Поллукс — так мы прозвали двух легкомысленных матросов, которые когда-то заключили дружеский союз и с тех пор казались неразлучными, — прошлись, держась за руки и покачиваясь, вдоль распростертого тела. «Он сам себя осудил», — сказали они в один голос.
Во главе молчаливой группы стоял Альфред Тутайн. Я смотрел на него, через лежащее у моих ног тело. Этот матрос непрерывно покачивал головой. Пот выступил у него из всех пор. Капли влаги, похожей на слезы, стекали по груди и терялись под приоткрытой блузой. Увидев это, я схватил его за руки и увел оттуда.
Капитан парохода выделил нам кусок крепкой парусины и одну чугунную болванку. Люди с парусника украли из трюма еще две болванки. Этот живодер все-таки должен опуститься на дно, не застревать же ему на полпути…
Старый парусный мастер зашил труп в парусину, как его когда-то учили. Одну болванку поместил в ногах суперкарго, две краденые — по бокам.
— Не жалей ниток, — сказали Кастор и Поллукс. — Не хватает еще, чтобы он улизнул.
Постепенно атмосфера на пароходе несколько разрядилась. Здешние офицеры теперь переругивались с неприятными гостями.
Серый человек лежал, зашитый в парусину, возле фальшборта. Собрались обе команды — за исключением тех, кто нес вахтенную службу. Капитан парохода дал Вальдемару Штрунку Библию. Тот полистал ее. И вернул обратно. Он приказал четырем матросам поднять покойного. Пока они несли его на руках, Вальдемар Штрунк сказал: «Он не испытывал тоски по зеленым лугам, по фруктовым деревьям…»
