Нортумберленд был ревностным протестантом. В период его регентства реформа церкви в Англии получила наконец теоретическое оформление: при нем молодой король утвердил новый «Символ веры» и «Книгу общих молитв», отныне определявшие основы англиканской веры и службы. Эдуард с головой погрузился в дела церкви, чувствуя, что дни его сочтены и он должен довести до конца дело, начатое отцом. Туберкулез пожирал легкие этого мальчика, его кости начинали гнить, а ногти отслаивались с больных пальцев, но умирающего подростка больше всего волновало, что после его ухода реформированная религия в Англии может оказаться в опасности, особенно если на престоле его сменит старшая сестра — католичка Мария. Нортумберленд воспринимал проблему престолонаследия не менее остро: воцарение Марии грозило ему опалой, потерей власти, а может быть, и головы.
В 1551 году Эдуард пригласил ко двору Елизавету, с которой не виделся со времени заговора Сеймура. Возможно, для Нортумберленда это были смотрины одной из вероятных наследниц престола.
Елизавета провела эту встречу как нельзя лучше. Она показала себя истинной протестанткой, предельно скромной, погруженной в изучение Священного Писания. Среди разряженных и усыпанных драгоценностями придворных дам она явилась в строгом платье, без украшений, с простой прической, чем совершенно очаровала брата. Ее интерес к Писанию был безусловно глубоким и искренним, что же касается чрезмерной скромности, то она, скорее всего, была напускной. Если Елизавета и была «синим чулком», то только в отношении своих знаний и интереса к наукам; одеваться она умела, всегда была подчеркнуто элегантна и в обычных случаях не пренебрегала украшениями (ее скорее можно назвать «желтым чулком», так как именно она первой ввела в Англии моду на желтые ажурные чулки французского производства). Во время визита в столицу она лишь безошибочно выбрала линию поведения, чтобы произвести на брата наилучшее впечатление.
Герцог Нортумберленд тоже оценил ее по достоинству. Ходили слухи, что поначалу этот далеко не молодой государственный муж задумал сам жениться на принцессе, чтобы вместе с ней взойти на престол. Но после встречи с ней он изменил планы. Возможно, Елизавета показалась ему слишком самостоятельной и хитрой, и он не был уверен, что сможет превратить ее в свое бессловесное орудие. Во всяком случае, он больше не допустил ее к королю. Даже когда Эдуард был уже на смертном одре, Нортумберленд выслал навстречу спешившей к брату Елизавете гонца с подложным письмом, предписывавшим ей от имени короля возвратиться в Хэтфилд. Герцог явно не хотел видеть ее у постели умирающего. Он сделал ставку на другую претендентку, тоже протестантку, леди Джейн Грей. Против ее воли родители и герцог Нортумберленд выдали юную леди Джейн за сына протектора — Гилдфорда Дадли. Отец великодушно уступал престол сыну. Оставалось лишь убедить больного Эдуарда оставить корону в обход сестер Джейн Грей и ее потомству, в чем герцог преуспел. Документ такого содержания был составлен и, несмотря на сопротивление королевских юристов, подписан Эдуардом.
6 июля 1553 года в разгар небывалой бури, погрузившей Лондон во тьму, молодой король умер. Три дня протектор скрывал его смерть, чтобы подготовиться к решительному наступлению. Он вызвал в столицу обеих принцесс, очевидно, намереваясь взять их под стражу и тем самым обезопасить себя. 9 июля он пригласил свою невестку леди Джейн во дворец и вместе с несколькими членами королевского совета предложил ей принять корону. Вся в слезах, напуганная и несчастная девушка отказывалась, но ее вынудили сделать это. Между тем ни одна из дочерей Генриха не попала в руки Нортумберленда.
Мария бежала на север в Норфолк, где у нее было много сторонников среди католиков, и подняла свой королевский штандарт над замком Фрэмлингем. Она не собиралась отдавать корону, принадлежавшую ей по праву. Елизавета же предусмотрительно осталась в Хэтфилде, предупрежденная об опасности Уильямом Сесилом, секретарем совета. Этот необыкновенно одаренный политик и царедворец впоследствии стал ее первым министром и до конца своих дней служил Елизавете верой и правдой. Возможно, своим рискованным поступком он спас ей жизнь, и это доказывало, что он хорошо разбирался в политической конъюнктуре и сделал верную ставку. Но и молодая принцесса не ошиблась в нем. Среди многих придворных, представленных ей пять лет назад при дворе Екатерины Парр, она отличила Сесила, почтила своей перепиской и званием друга, а затем попросила его контролировать управление ее финансами — ровно за два месяца до того, как его деловые качества были отмечены королевским советом и вознаграждены должностью государственного секретаря. У Елизаветы было хорошее чутье на людей.
Нортумберленд тем временем покинул столицу и двинулся с войсками на север, чтобы захватить Марию, однако за его спиной совет уже провозгласил ее законной королевой; узнав об этом, герцог понял, что проиграл. Дойдя до Бэри-Сент-Эдмундс, он сник и сам оповестил местное население о восшествии на престол королевы Марии, что, впрочем, не спасло его от плахи, а его сыновей — от Тауэра.
Нортумберленд был казнен на той же самой зеленой лужайке в Тауэре, где сложили головы Анна Болейн, Екатерина Ховард и казненный им герцог Сомерсет. Они и по сей день лежат все вместе под алтарем часовни Святого Петра — два обезглавленных герцога между двумя королевами, под мраморным полом красно-зеленого цвета — цвета травы и крови на ней…
Свою ни в чем не повинную кузину Джейн Грей, царствовавшую двенадцать дней, Мария поначалу пощадила, понимая, что та была лишь марионеткой в руках протектора. Но когда в 1554 году в стране началась смута, она отправила на эшафот и эту шестнадцатилетнюю девушку, остававшуюся опасной претенденткой на престол. Леди Джейн приняла свою смерть стоически — в ней все же текла кровь Тюдоров.
Это был суровый урок. За два десятилетия жизни Елизаветы уже третья королева спускалась с трона, чтобы подняться на эшафот. Пищи для размышлений у молодой принцессы было более чем достаточно.
Казнить нельзя… Помиловать?
В октябре 1553 года Мария Тюдор короновалась в Лондоне. В праздничной процессии по этому случаю за королевой в открытых носилках следовали Анна Клевская и принцесса Елизавета, одетая во все белое. Мария не без удовольствия взирала на бледную, присмиревшую сестрицу, вспоминая, как в свое время ее силой заталкивали в носилки, чтобы заставить следовать в эскорте Елизаветы. Во время церемонии коронации в Вестминстерском соборе на голове у Елизаветы был надет золотой обруч — небольшая корона, признак ее королевской крови. Посол Франции де Ноаль постарался приблизиться к ней и дружески заговорить (восшествие на престол полуиспанки Марии никак не отвечало интересам его державы — французы, хотя и католики, с большим удовольствием приветствовали бы на троне Елизавету). Когда она, поправляя в рыжих волосах сбившуюся набок корону, недовольно прошептала, что ей неудобно, де Ноаль многозначительно заметил: «Подождите, ваше высочество, придет время и корона не будет тяжела для вас». Все это не укрылось от королевы Марии. Ее царствование только начиналось, а французы уже плели интриги. Не понравилось ей и то, как радостно принимала Елизавету толпа на улицах Лондона; подозрительность и раздражение на младшую сестру росли с каждым днем.
