Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Первой забеспокоилась бабушка, в итоге Сандугаш пришлось съездить к врачу. Прошла флюорографию, сдала анализы. Все было в порядке. Врач предположил, что она худеет, потому что так модно. Рассказал о вреде анорексии. Сандугаш вежливо его слушала; в ушах у нее шумело от недосыпа.
Потом мама начала каждое утро спрашивать, что бы ей хотелось съесть, что приготовить на обед, на ужин.
Но решил проблему, как всегда, отец. Когда Сандугаш в очередной раз вернулась из школы под вечер, после длительного сидения в библиотеке, он позвал ее к себе, в свою комнату, где принимал посетителей.
– Встань вот здесь, – указал он на середину комнаты.
Сандугаш встала.
– Закрой глаза, не шевелись, не говори ничего. Молчи.
Она закрыла глаза. Перечить отцу ей не приходило в голову.
По звуку поняла, что он снимает со стены бубен. Потом отец начал ходить вокруг Сандугаш, слабо постукивая в бубен пальцами и тихо напевая что-то неразборчивое. Много кругов сделал.
– Встань на колени. И не двигайся.
Сандугаш, не открывая глаза, опустилась на колени.
И бубен вдруг зазвенел, загремел, зарычал у нее над головой, громко, оглушающе, так, что ей показалось – этот звук заполняет череп, взрывает его изнутри, невозможно терпеть, сейчас лопнут барабанные перепонки, напряжение в глазах, кажется, кровь из носу хлынула и, горячая, потекла по губам, по подбородку, закапала на пол…
Сандугаш вскинула руки к лицу.
– Не смей! Опусти руки. Не шевелись!
Бубен продолжал рычать и грохотать грозовыми громами, и Сандугаш стояла на коленях, не двигаясь, пока не почувствовала, что в горле у нее бьется птичка, живая птичка, которую непременно надо выпустить на волю. Сандугаш открыла рот… И потеряла сознание.
Пришла в себя она, лежа на полу. Отец сидел на табурете и смотрел на нее. Бубен уже висел на стене.
Сандугаш застонала и приподнялась, опираясь на руки. Пол вокруг нее был закапан чем-то черным, и на руках у нее было это черное. Сандугаш сначала подумала – кровь, просто она пролежала без чувств так долго, что кровь потемнела, свернулась. Но кровь такой черной не бывает. Это черное было – как нефть.
– Папа…
– Я сделал, что мог. Выдавил из тебя то, что ты добровольно впустила. Оно бы выжгло тебя, обессилило. Может быть, даже убило.
– Я не понимаю.
– Ты каждый день сидела в библиотеке и читала про убийства. Каждый день. Ты пропускала через себя знания про зло. Ты сопереживала жертвам. Ты ненавидела убийц. И тем самым ты впустила в себя вот это, черное. И оно начало есть твою силу.
Свитер и брюки Сандугаш были испачканы в черном. И ладони.
– Я не понимаю. Я просто читала… Многие интересуются. С ними со всеми – так?
– Нет. С единицами. С теми, в ком есть сила, но нет умения защититься. Информация содержит в себе… Как бы это тебе объяснить? Силу содержит. В любой книге, в любой статье, в любом источнике знания есть сила, потому что знание – это сила. Знание – в прямом смысле сила, Сандугаш. Надо уметь обращаться с этой силой и уметь ее дозировать. Особенно тем, в ком есть собственная сила. Или энергия. Как тебе больше нравится. Что-то, чем другая сила, злая, темная, может полакомиться. Тебя она почти сожрала.
– А почему ты так долго ничего не предпринимал? – вяло спросила Сандугаш.
– Моя ошибка. Я смотрел и ждал. Думал, не придет ли на помощь тебе один из духов-зверей нашего рода, не встанет ли на защиту. Но новый дух так и не появился. Только тот, слабый…
– Соловей, – прошептала Сандугаш.
Отец кивнул.
– Больше не читай про зло. Не надо. Ты слишком слаба. И эти знания тебе не нужны. Ты ничего не можешь изменить.
– Я бы хотела.
– Я знаю. Но ты слишком слаба.
– Если бы ты научил меня защищаться…
– Нет. Сильным шаманом тебе не быть. А просто шаманкой, целительницей, я не хочу, чтобы ты была. Это не жизнь для бабы – без мужа, без детей… Не жизнь. А полушаманкой, обманщицей, женщина из рода Доржиевых не будет. Живи свою женскую жизнь, Сандугаш. Ты красавица. Наберешься силы – буду знакомить тебя с достойными мужчинами. Дочь Баты Доржиева любой захочет в жены взять. А я же их насквозь вижу. Будет у тебя муж сильный, добрый, станет защищать, любить, дети у вас появятся. Все будет, как у нас с твоей мамой, даже лучше. Обещаю.
Отец ладонью коснулся головы Сандугаш. Он так редко проявлял нежность, что от этой скупой ласки она сначала замерла, а потом разрыдалась.
Но стоя под горячим душем, смывая с лица и рук липкую черную жижу, она подумала, что, пожалуй, не хочет такого счастья, как у отца с мамой. Она хочет чего-то другого. Чего-то более… настоящего?
Даня Семенычев, одноклассник Сандугаш, жил в поселке Артемышево. Родители у него были из обеспеченных, по местным меркам, а он – единственным и обожаемым сыном. Так что ему покупалось все, что захочется, но, конечно, в пределах, которые родители переступить не могли… Однако хороший цифровой фотоаппарат Дане купили. Он очень любил фотографировать и мечтал стать профессиональным фотографом, все время посылал свои работы на разные конкурсы. В общем, Сандугаш даже не особенно удивилась, когда Даня подошел на перемене и рассказал ей, что попал в десятку лидеров в двух турах конкурса: натюрморт и пейзаж. Теперь третий тур предстоит: портрет. Сандугаш слушала из вежливости, не хотелось обижать резкостью этого в общем-то хорошего парнишку. В конце концов ей стало скучно, и она решила уточнить:
– Это все очень здорово, но зачем ты мне рассказываешь? Я фотографировать не люблю.
– Я хочу, чтобы ты мне позировала, – сказал Даня и покраснел.
Сандугаш вздрогнула. Вспомнила ту рыжую девушку, которую заманил якобы фотограф… Но Даня-то – знакомый, свой. Вряд ли он сделает что-то плохое дочке шамана. Хотя… кто их, глупых мальчишек, знает? Вспомнилась стриженая девочка с колечками в брови и ее случайный убийца… Он ведь не хотел, вроде бы.
Видя ее замешательство и предчувствуя отказ, Даня заметно скис и, поправ мучительную юношескую гордость, сказал уже откровенно просительно:
– Пожалуйста, Сандугаш! Ну, пожалуйста, мне больше некого позвать! У тебя это… фактура, в общем.
– А куда ты меня собрался звать? У тебя дома студия оборудована? – с подозрением спросила Сандугаш.
Даня рассмеялся от облегчения, обрадованный тем, что она хотя бы не отказала.
– Нет, я пока только мечтаю нормальный осветитель и отражатель купить. Если конкурс выиграю – смогу… Я все на улице снимаю. Нахожу ракурс и снимаю. Даже соты для натюрморта на улице снимал. Хочу тебя снять на лавочке. Возле дома Сократовых, знаешь, такая лавочка-развалюшка, на ней только ты и усидишь, под другим подломится. Они ее не меняют, потому что бабушка ихняя очень любила на этой лавочке отдыхать, мемориальная скамья прямо. Вот сядешь на фоне забора деревенского, на старой лавке, и будешь смотреть перед собой с тоской во взгляде.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
