Книга Русские принцессы за границей. Воспоминания августейших особ - Елена Первушина

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95

Портрет царевен Анны Петровны и Елизаветы Петровны. Художник Л. Каравак. 1810-е гг.

По окончании этого тоста означенным порядком за мужским столом и донесении о том императору, находившемуся у императрицы, его величество приказал подать бокал туда, и все дамы должны были, в известной степени, также пить из него, от чего они большею частью окончательно повеселели. Столы в этот раз были так хорошо сервированы, как при нас еще не было; даже мужской стол был уставлен сластями, чего я не видал здесь еще ни на одном празднестве; вина также были все очень хороши. После стола танцевали, а вечером был прекрасный фейерверк на большом лугу против Почтового дома. Таким образом празднество в присутствии высоких гостей продлилось до половины второго часа ночи и было тем приятнее, что они все в этот день были необыкновенно веселы.

30-го, в день св. Андрея, в 10 часов утра, его величество император отправился со всеми наличными кавалерами ордена св. Андрея в церковь для слушания Божественной литургии. Его величество сам учредил этот орден, который в большом уважении и дается только лицам не ниже генеральского чина. В 11 часов, когда пушечная пальба в крепости и Адмиралтействе дала нам знать, что богослужение кончилось (пальба из пушек при всех здешних празднествах возвещает об окончании обедни), его королевское высочество тотчас же поехал к князю, зная, что обед у него начнется немедленно по приезде кавалеров из церкви. Мы застали все общество уже за столом (гости не мешкали, да и не имели притом надобности ехать так далеко, как мы); поэтому князь тогда только увидел герцога, когда мы вошли уже в комнату; но он тотчас вскочил с своего места, побежал его высочеству навстречу и приветствовал его, потом посадил против императора, который, с своей стороны, когда герцог подошел к столу, также встал и поклонился ему весьма милостиво. Орденских кавалеров было налицо только десять, и хотя число гостей было вообще велико, однако ж почти половина большого стола оставалась незанятою. Стол этот, по здешнему обычаю, был убран великолепно. Тосты, провозглашенные при мне, были следующие: во-первых, св. Андрею, патрону ордена, и во-вторых – за здоровье семейства Ивана Михайловича (Голови на), т. е. флота; этот тост никогда не забывается, и император, говорят, обещал Ла-Косте 100 000 рублей, если кто-нибудь за обедом его пропустит; но зато и денщики, находящиеся при государе, должны ему постоянно напоминать о нем. При первом тосте пили из огромного стакана; но князь Меншиков весьма ловко помогал нашему герцогу, для которого порция была слишком велика: налили ему почти столько же, сколько и другим, но лишь только его высочество выпил половину, князь (стоявший позади герцога) взял стакан и отдал его далее. Император легко мог все это заметить, если б хотел. Второй тост сошел для его высочества еще лучше: его предлагали ему два раза – сперва князь Валашский, потом генерал Аллар, но стакан, по милости князя (который наливал его сам), оба раза переходил к другим под предлогом, что его высочеству подадут другого вина, о чем, разумеется, потом и забыли. Должно быть, до нашего приезда был еще какой-нибудь тост, потому что император сказал герцогу, что его высочеству необходимо несколько щадить себя, что кроме трех стаканов, уже выпитых, ему предстоит сегодня выпить еще 27, а именно у каждого кавалера по три, и что тогда только он будет свободен. За обедом император вынул бумагу, в которую было завернуто около тридцати старых копеек, величиною ровно втрое против нынешних; по его словам, они были принесены последним наводнением к его увеселительному дворцу Монплезиру и там найдены, когда вода спала. Его величество показывал их всему обществу как большую редкость, и когда его высочество, внимательно рассмотрев находившуюся у него в руках копейку, хотел, по примеру других, возвратить ее по принадлежности, государь сказал: «Bebaut jy dat man, ick sau ju noch en Paar dartu geben» (оставь ее себе, я прибавлю к ней еще пару); после чего он с большим тщанием отобрал еще две копейки из самых крупных и подал его высочеству, который принял их с благодарностью. Вскоре потом император встал, простился и уехал. Примеру его последовали и прочие кавалеры. По здешнему обычаю, в этот день ездят ко всем кавалерам ордена и у каждого обедают или ужинают и пьют известные общие тосты, что продолжается до поздней ночи. Говорят, барон Шафиров между прочим спрашивал сегодня у императора, не будет ли орден св. Андрея пожалован его королевскому высочеству. На что его величество будто бы отвечал, что об этом следовало напомнить прежде; что надобно осведомиться у наших министров, приятен ли будет орден, и тогда пожаловать его в празднование мира. Поговорив несколько времени с князем, его высочество также простился и уехал. Князь, провожая герцога до крыльца своего дома, увидел наши большие сани, на которых поместилось одиннадцать человек (4-ро внутри, 2 пажа спереди, 4 лакея сзади и кучер), и немало дивился, что его высочество решается так смело ехать по льду, еще весьма не крепкому; но его высочество не обратил на это никакого внимания, равно как и на все наши просьбы взять с собою в сани поменьше людей. Когда лед под нами трещал, он уверял, что это признак сильного мороза, и никак не хотел допустить, что причиною тому тяжесть саней. Так как обед у князя начался очень рано и продолжался недолго, то мы застали наших кавалеров еще за столом, что Геклау и мне было чрезвычайно приятно, потому что мы двое еще ничего не ели.

После обеда его высочество посетил молодой граф Сапега; но его, под благовидным предлогом и с помощью маленькой лжи, скоро выпроводили от нас: его высочество не хотел в этот день иметь у себя посторонних, потому что намеревался отпраздновать хорошенько именины посланника Штамке, для чего и приказал, чтобы на кухне готовили к вечеру ужин на 10 человек. Вечером герцог велел пригласить в комнаты графа Бонде, где назначался праздник, следующих особ: конференции советника Альфельда, генерал-майора Штенфлихта, полковника Лорха, подполковника Сальдерна, майора Эдера и нас троих, дежурных, т. е. Бонде, Геклау и меня. Когда посланник Штамке вошел в комнату графа Бонде (куда его высочество сам лично пригласил его), валторнисты, которые рано утром от имени герцога давали ему серенаду, приветствовали его веселою музыкою, чтобы показать нашу радость по случаю прибытия именинника. После того его высочество вручил ему поздравительные стихи и весьма удачное сравнение (своего собственного сочинения) между ним, посланником, и одним господином, которого терпеть не может, где последнему страшно достается, посланнику же, напротив, делается много похвал. Это сочинение в особенности возбудило в посланнике неописуемый восторг. Заметив, что герцог и все общество в отличном расположении духа, он воспользовался благоприятным случаем и предложил, с позволения и одобрения его высочества, подписку в пользу одного бедного голштинского чиновника по имени Гросс, который был прежде капитаном и приезжал сюда просить о чем-то его высочество, но на обратном пути между Петербургом и Ревелем пострадал от кораблекрушения и только с штурманом и двумя-тремя матросами остался в живых. В бедствии своем он написал трогательное письмо к посланнику, прося или дать ему взаймы сколько нужно для его путешествия, или сделать для него сбор у придворных кавалеров его высочества. До своего отъезда из Петербурга он получил от герцога порядочную сумму на путевые издержки и потому не имел смелости еще раз прямо обратиться к его высочеству. Посланник собрал для него довольно много; сам его высочество дал еще 12 рублей. По окончании сбора его высочество кушал чай, а потом, около 10 часов, сел за ужин. Когда мы пробыли несколько времени за столом, его высочество встал, перевязал себе через плечо салфетку (в знак того, что сам хочет быть маршалом общества) и начал провозглашать тосты. Сначала он собственноручно передавал всем бокалы, потом взял в шаферы майора Эдера; но так как последний не мог один справиться за усилием веселого распиванья, то я также должен был встать и занять место шафера, повязав себе тотчас же, для отличия, салфетку на руку. Его высочество, когда много уже было выпито, приказал подать самый большой бокал, какой только могли найти во всем доме, наполнил его доверху и сам предложил посланнику Штамке тост за здоровье имени одинакого начала и окончания, подразумевая под этим здоровье старшей императорской принцессы Анны, потому что имя ее начинается и оканчивается одною и тою же буквою. Перед тем однако ж его высочество приказал несколько бутылок вина побольше перемешать с водою, и я должен был незаметно наливать его самому герцогу, полковнику Лорху и графу Бонде: его высочество в подобных случаях всегда щадит этих двух господ, потому что граф Бонде начинает харкать кровью, когда выпьет лишнее, а полковнику Лорху вино противно, особенно же в больших стаканах, из которых пить против воли его не может принудить никто на свете. Но все остальные гости, даже мы, шаферы, должны были пить это здоровье чистым вином и полным бокалом. Г. Альфельд, который был не совсем здоров вследствие многих сильных, хоть и не всегда добровольных, попоек и потому имел позволение во весь вечер пить Tisane (род легкой настойки), на сей раз также должен был вместе с нами пить за упомянутое здоровье крепкое бургонское вино. Его высочество сам обходил гостей, каждому подавал бокал и всякий раз пробовал наперед, не подмешано ли туда воды; а чтобы тост этот шел живее, он приказал у большого бокала отбить ножку, отчего его нельзя было выпустить из рук, не выпив дочиста. После того Альфельд предложил его высочеству тост – как мне удалось услышать, за здоровье г-на Р.; он хотел предложить его потихоньку и не заметил, что я все-таки слышал его слова. Его высочество покачал головою и отвечал ему громко, что это здоровье сюда не идет; но Альфельд возразил, что пили же за здоровье его и его семейства, на что его высочество сказал, что то совсем другое дело. Кончилось однако ж тем, что за здоровье это таки пили, назвав его здоровьем в мыслях, почему немногие только поняли, что под ним разумелось. После ужина мы принялись весело распевать обе наши русские песни Stopotski postolisku (Стопочки по столику) и Pobora godilla (По бору ходила), при чем много прыгали и, стоя на столе, распили не один стакан. Так провели мы время до половины второго часа ночи и были очень веселы. Когда его королевское высочество удалился, отправился и я домой вместе с конференции советником, квартира которого недалеко от моей. Дорогой он начал уговаривать меня зайти с ним на минуту к посланнику Штамке, на что я и согласился. Проходя мимо дома тайного советника Толстого, мы увидели, что император со всеми андреевскими кавалерами у него и очень веселится; это еще более поощрило нас исполнить свое намерение. Когда мы пришли к посланнику, его даже не было еще дома, потому что он завозил домой генерал-майора Штенфлихта. По возвращении к себе он очень удивился, увидя нас. Если г. Альфельд начнет пить, то уж до окончательного опьянения перестать не может и заставить его отправиться домой нет возможности. Он послал одного из своих людей к генерал-майору Штенфлихту с приказанием разбудить его и привести, в халате, к посланнику, его ближайшему соседу (он видел, что сам посланник уже слишком много пил и не в состоянии еще раз состязаться с ним). Генерал-майор рассердился, что ему помешали спать; но зная, что во всю ночь не будет иметь покоя от Альфельда, если не пойдет к посланнику, он пришел и принес свой огромный стакан (подаренный ему бароном Мардефельдом), в который входит более полутора бутылок и который он называет Causa (причина). Уверенный, что им всего скорее можно споить и сбыть с шеи Альфельда, он велел наполнить его почти доверху и приветствовал конференции советника. Генерал-майор, который только в Риге, по убеждению императора, опять принялся за вино, не пробовав его 16 лет, может так ужасно пить, что всем и каждому делается страшно; он выпил свой стакан с величайшею поспешностью. Посланник между тем незаметно скрылся и лег спать; но генерал-майор добрался до его спальни и велел своим людям во все время, пока пили, трубить в рожки (которые те постоянно должны иметь при себе, когда господин их навеселе), что производило невыносимый шум в такой маленькой комнате, какова спальня посланника. Конференции советник Альфельд выпил большой стакан, однако ж с расстановкой, потому что вообще пьет очень медленно, когда бывает уже пьян. Я еще довольно хорошо отделался, наперед уговорившись с людьми, чтоб они наливали мне вино наполовину с водой. После полуночи, часа в три, я наконец потихоньку убрался; но Штенфлихт и Альфельд оставались у посланника для упражнения его в терпении до шести часов утра.

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95