Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Рассказчица потерла лоб ладонью и снова отхлебнула воды из бутылки, пояснив:
— Голову что-то схватило… Наверное, опять дождь начался. Погода постоянно меняется, а я реагирую. Старею, похоже. Так вот, слушайте далее. Когда гроб с телом Елены установили в ритуальном зале, распорядитель сказала какие-то слова и обратилась к родственникам: «Кто хочет первым попрощаться?» И тишина! Женщина решила, что все разбиты горем, поэтому молчат, и решила присутствующих приободрить. «Понимаю, очень трудно говорить, когда от боли горло перехватывает. Ведь ушла из жизни прекрасная мать, лучшая в мире бабушка, хозяйка семьи…» И декламирует стандартный текст, от которого у нормальных людей слезы льются. Но наша ситуация распорядительнице была неизвестна. Я голову опустила, про себя думаю: «Когда ж ты, наконец, заткнешься? Володя, Ксюша, Егор, Леся молчат, никто не рыдает. Отсутствие слез показалось ведущей неправильным, она сделала быстрое движение рукой. Откуда ни возьмись, появились три бабульки, прямо как из-под земли материализовались, и давай выть по нотам: «Леночка, дорогая, на кого ты нас покинула! Зачем так рано ушла!» Тут Володя и не выдержал: «Перестаньте, — говорит, — хватит затягивать процедуру. Пусть гроб уезжает. Мы уже простились».
Вспомнив об этом, Воронова тяжело вздохнула, не прерывая повествования.
— Выходим мы из зала, идем к машинам, подбегает к Вове одна из плакальщиц, ручонку протягивает: «Сыночек, дай нам на помин душеньки твоей мамочки. Уж как она тебя любила, как любила, как любила…» Володя был добрым человеком, он подавал даже нищим, которые на перекрестках в окна машин стучат. А тут аж в лице переменился: «Вали, бабка, прочь, не было у меня доброй матери». Ксюша мужа за руку схватила. «Бабушка, уходите, мы вас истерить у гроба не приглашали. Если деньги за фальшивые рыдания получить хотите, то это не к нам». Старуха вмиг изменилась, улыбка с лица ее съехала, появился оскал, и совсем иная речь из ее рта полилась: «Спасибо на добром слове, благодарствуйте, что объяснили, не ударили. За доброту вашу правду сообщу. Я будущее ясно вижу, от меня ничего не скрыто. Не захотели о матери поплакать? Что ж, ваше право. Не самый хороший человек она была, пила в темную голову. Но ведь мать! Могла бы аборт сделать, но нет, родила деток, жизнь им подарила. За одно это в ножки ей поклониться надо, а наследничкам поперек себя о покойной что-то доброе сказать. Однако никто не вымолвил: «Мамочка, прости нас, мы виноваты, что ты дни свои в пьяном угаре провела, не лечили тебя». Думаете, больно покойной сделали? Нет. Она обозлилась. И быстро вас всех за собой уведет. Следом пойдете. Никого на земле не останется». Я ногами к земле приросла. Откуда бабка знает, что Ленка была алкоголичкой? Может, она правда ясновидящая? А старуха дальше вещает, на Вову и Ксюшу пальцем показывая: «На том свете у матери и свекрови прощения вымаливать станете. Даже на платок ей пожадились, покойницу простоволосой упокоили. Грешно это». Потом на меня глянула: «И ты за ними двинешься, недолго жить осталось. А девочка врет родителям, врет, врет… Плохо с ней станется, ой, плохо». Потом перекрестила нас: «Да будет так, аминь!» — и вмиг в толпе исчезла. Мы стояли на парковке, там автобусов-машин полно и людей, как муравьев. Крематорий самый большой в Подмосковье, одновременно много похорон, вся толпа в черном. Плакальщица просто растворилась в массе женщин с покрытыми головами. Мы молча в автомобиль сели, домой поехали, поминки не устраивали. Не хотелось за столом сидеть — что хорошего вспомнить можем о Елене? И вот катим в полной тишине…
Галина Леонидовна прервала рассказ и опять сделала несколько глотков из бутылки.
— Вдруг Володя затормозил и быстро заговорил, обернувшись и глядя на Лесю: «Когда бабка твердила, мол, девчонка врет родителям, я вспомнил недавний случай. Как-то заехал инспектировать один из своих магазинов, паркуюсь, гляжу — моя дочурка шагает. В одной руке портфель, в другой пакет из дешевого супермаркета. Ты меня не заметила, мимо пронеслась, в подъезд вошла. Я удивился: что ты в этом доме забыла? Вечером спросил: «Приметил тебя на улице Касьянова. Зачем ты там разгуливала?» И ты ответила: «Одноклассница заболела, классная руководительница велела ей книгу по внеклассному чтению отнести». Я твоим словам поверил, а сейчас, когда злыдня про ложь выкрикивала, меня осенило. К чему пакет с продуктами был? Да к тому, что там, в подъезде, куда ты зарулила, мать моя жила! Вот только до меня сейчас доперло, лишь сию минуту догадался… Ах я болван! Выходит, ты к бабке ходила? Жрачку ей и Генке таскала?»
Профессор отвлеклась от рассказа, посмотрела на меня в упор.
— Сразу объясню: для моего племянника и тон, и лексика не характерные. «Жрачка» не его слово, и голос он на моей памяти ни на кого из членов семьи не повышал. Даже с Геннадием спокойно общался, а мне, в отличие от него, уже на первой минуте беседы с наркоманом хотелось парню нос дверью прищемить. Леся, услышав грубые слова отца, заплакала: «Да, я заглядывала к ним». И тут у Владимира все стоп-краны сорвало. Что он орал, повторять не стану, смысл его речи таков: «Объясни, зачем ты таскалась в гости к Елене?» А Олесенька от его допроса в истерику впала: «Она же моя бабушка, единственная. Я ее люблю. И брата тоже. Им есть было нечего, в квартире грязь. Приносила продукты, но немного, понимала, что они сыр-колбасу на водку или уколы поменяют. Налью два стакана кефира, сделаю пару бутербродов, и все. Ну еще раз в неделю полы, посуду и сантехнику им помою. Папа, я не твои деньги тратила, свои — я одноклассникам доклады за плату пишу. Простите меня, я их любила. Пусть бабулечка плохой человек была, но она же моя родная. А мы на прощании с ней ничего хорошего не сказали, хотя в последний раз видели в крематории. И сейчас не на поминки едем. Это не по-человечески».
Ученая дама вздохнула.
— Вот такая она девочка, Олеся. Просто ангел… Тогда ее отец вдруг у какого-то трактира притормозил, сказал нам: «Пойдемте, помянем мать. Права Леся, нельзя на умершего человека обиду таить». Часа два мы сидели, поели, попили, и вдруг Ксюша спрашивает: «Леся, а ты бабку, которая при крематории пасется, знаешь?» — «Нет, — удивилась девочка, — впервые ее сегодня видела». Ксения к мужу повернулась: «Откуда же тогда ей известно, что девочка родителей обманывала?» Мой племянник опешил. Потом заявил: «Не знаю. Но логическое объяснение этому точно есть» А Ксению затрясло в ознобе, и она воскликнула: «Бабка — вещунья! Мы скоро умрем!»
Глава 9
Галина Леонидовна умолкла и в который раз схватилась за бутылку.
— Извините, что-то в горле у меня от воспоминаний пересохло… Понимаете, в каком настроении мы из ресторана уехали?
— Старуха хотела отомстить людям, которые ей денег не дали, и ей удалось лишить вас душевного равновесия, — сказала я. — Наверное, те же слова плакальщица говорит всем, кто не дает ей гонорара.
— Она знала имя покойной, — напомнила Воронова.
Я попыталась успокоить ее.
— Так ведь распорядитель похорон неоднократно его называла. Еще кого-то по паспорту бабка называла?
— Нет, — протянула профессор.
— Вот видите, — сказала я.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
