Я очнулась в больнице и увидела, что надо мной склоняется мужчина — мужчина с седыми волосами, в блестящих очках с проволочной оправой. Лицо его было серьезным, но благожелательным. Именно так и должен выглядеть доктор. Я надеялась, что он доктор.
— Вы меня понимаете? — спросил он. — Вы можете сосчитать мои пальцы?
Сразу два вопроса. Я попыталась кивнуть, чтобы показать: я его понимаю. Кивок был большой ошибкой. Какие пальцы?
Когда я очнулась в следующий раз, я была в теплой комнате, где царил полумрак и, кажется, была завернута в пеленки. А как же комната в мотеле?
Я открыла глаза. Оказалось, я лежу в постели, очень уютно закутанная в белые хлопковые одеяла. Над кроватью горел свет, но неяркий. Судя по тишине, было далеко за полночь… Может, часа три ночи.
Рядом с кроватью стояло кресло с откинутой до предела спинкой. В кресле спал Толливер, завернувшись в еще одно больничное одеяло. На его рубашке виднелась кровь. Моя?
Очень хотелось пить.
Тихо вошла медсестра, проверила мой пульс и температуру. Она улыбнулась, увидев, что я в сознании и смотрю на нее, но не заговорила, пока не выполнила свои обязанности.
— Могу я что-нибудь вам принести? — поинтересовалась она негромко.
— Воды, — с надеждой попросила я.
Медсестра поднесла к моим губам соломинку, и я сделала пару глотков из чашки с водой. Я даже не осознавала, как у меня пересохло во рту, пока он не наполнился освежающей влагой.
Я лежала под капельницей. И мне необходимо было помочиться.
— Мне нужно в туалет, — прошептала я.
— Хорошо. Вы можете встать, если я помогу. Мы сделаем все очень медленно, — ответила медсестра.
Она опустила бортик кровати, и я начала приподниматься. Это была плохая затея, и я замерла, когда закружилась голова. Медсестра обхватила меня рукой, и очень медленно я закончила выпрямляться. Продолжая поддерживать меня одной рукой, второй медсестра опустила кровать. Медленно и осторожно я соскользнула с края, и мои босые ноги коснулись прохладного линолеума. Потом мы зашаркали к туалету, рядом со мной катился шест с капельницей. Было непросто присесть в туалете, но после я испытала такое облегчение, что вся прогулка стоило того.
Медсестра ждала за приоткрытой дверью, и я слышала, как она разговаривает с Толливером. Мне было жаль, что он проснулся, но, совершив прогулку обратно к постели, я ощутила невольную радость, что вижу его лицо.
Я поблагодарила сестру — у нее были рыжеватокаштановые волосы цвета старого пенни.
— Нажмите кнопку, если я вам понадоблюсь, — сказала она.
Медсестра ушла, а Толливер поднялся, чтобы встать у кровати. Он обнял меня так осторожно, как будто на мне стоял штамп: «Бьющееся». Потом поцеловал в щеку.
— Я подумал, что ты упала, — сказал он. — Понятия не имел, что кто-то тебя ударил. Я ничего не слышал и решил, что тебя… тебя, возможно, накрыли воспоминания о сцене преступления. Или подвела нога, или какие-то другие последствия удара молнии.
Когда в человека попадает молния — такое событие долго дает о себе знать. Год назад, совершенно неожиданно, у меня вдруг начало звенеть в ушах. В конце концов звон прошел. Единственное, с чем я могла его связать, — это с ударом молнии, который пережила в пятнадцать лет. Поэтому ничего удивительного, что Толливер, найдя меня лежащей на земле, обвинил во всем ту старую катастрофу.
— Ты его видела? — спросил он.
Брат говорил виновато, что было чистым абсурдом.
— Да, — ответила я, расстроенная тем, какой у меня слабый голос. — Но смутно. Он был в темной одежде и в вязаном колпаке. Появился из темноты и ударил меня сперва по руке. Не успела я увернуться, как он ударил по голове.
Я знала, как мне повезло, что я увернулась. Удар не попал прямо в голову.
— У тебя трещина локтевой кости, — сказал Толливер. — Знаешь, одной из костей предплечья. И сотрясение мозга. Не очень сильное. Пришлось наложить несколько швов на голову, поэтому тебе немного сбрили волосы. Честное слово, это не очень заметно, — добавил он, увидев, каким стало мое лицо.
Я попыталась не расстраиваться из-за пары квадратных дюймов волос, которые все равно отрастут.
— У меня уже десять лет не было переломов. Да и тогда я сломала всего лишь большой палец ноги.
Я пыталась приготовить ужин для малышей, и мама врезалась в меня, когда я доставала из духовки стеклянное блюдо — десять на тринадцать дюймов — с жареным цыпленком. Я не только сломала, но и обожгла палец ноги.
Теперь я достаточно пришла в себя, чтобы понимать, что испытанная тогда боль не шла ни в какое сравнение с болью, которую я чувствовала бы теперь, если бы меня не напичкали лекарствами. Я не предвкушала то время, когда действие лекарств закончится.
Толливер держал меня за правую руку — к счастью, мне сломали левую. Брат глядел в пространство. Думал. У меня же в голове было слишком много тумана, чтобы думать.
— Итак, это, вероятно, был убийца, — произнес Толливер.
Я содрогнулась. В тот момент мой мозг работал очень медленно. И так же медленно ко мне пришла мысль о том, что этот человек — тот, который творил неописуемые вещи с мальчиками, найденными в земле, — был так близко ко мне, прикасался ко мне, смотрел на меня глазами, наслаждавшимися зрелищем огромных страданий. Это было отвратительно.
— Мы сможем уехать завтра? — Я не могла даже вдохнуть настолько глубоко, чтобы громко произнести эти слова.
— Нет, — ответил Толливер. — В ближайшую пару дней ты никуда не едешь. Ты должна оправиться.
— Но я не хочу здесь оставаться! — возмутилась я. — Уехать было хорошей идеей.
— Да, но теперь мы на некоторое время здесь застряли. — Брат пытался говорить ласково, но в его голосе явственно слышался гнев. — Тот человек об этом позаботился. Доктор сказал, что тебе повезло, раз ты отделалась сотрясением мозга. Сперва он думал, что дело обстоит намного хуже.
— Интересно, почему же маньяк не продолжил начатое и не убил меня?
— Потому что ты включила сигнал тревоги, и я почти сразу выскочил на улицу, — объяснил Толливер.
Он встал и начал расхаживать по палате. От этого у меня еще сильнее разболелась голова. Брат был очень сердит и обеспокоен.
— Да, я не видел на парковке ни души, можешь об этом не спрашивать. Но я и не искал. Я подумал, что ты просто упала. Должно быть, он был всего в ярде оттуда, когда я выбежал. А я бежал очень быстро.
Я чуть не улыбнулась. Если бы голова не болела так сильно, и вправду улыбнулась бы.
— Держу пари, что быстро, — прошептала я.
— Тебе нужно поспать, — сказал Толливер.
Я решила, что наверняка хорошо будет на минутку закрыть глаза.
