– Нет – у нее объект посерьезней, сам председатель отборочной комиссии.
– Значит, вы не оставили бредовую мысль пристроить Безымянную Красавицу на Всемирную выставку?
– Ма уверена, что у нее все получится.
– Да, с мужчинами она – полноценный академик. Только бы не переусердствовала. А то испортит все…
– Она сказала, что будет очень осторожна и аккуратна.
– Сомневаюсь…
Помолчали.
– Ба, но я звоню по другому поводу… Понимаешь…
– Гло, не тяни кота за хвост!
– Ма сказала, что ты можешь помочь. Только ты.
– В чем суть, дорогая?
– Понимаешь, мне всю ночь напролет снился один и тот же кошмар…
– Варфоломеевская ночь?
– Да.
– Гло, неужели я дожила до того момента, когда моя прелесть, моя внучка влюбилась?
– Значит, этот проклятый сон…
– Сулит неимоверное счастье и перманентное смятение чувств.
– Любить – это, наверное, целое искусство…
– Надеюсь, ты в нем достигнешь совершенства.
– А в сексе?
– Разумеется, Гло, разумеется.
– Ма сказала, что ты знаешь, как избавиться от вещего кошмара.
– Весьма просто, Гло, весьма просто. Но это не телефонный разговор…
– Тогда я вечером заеду к тебе?
– Обязательно, Гло, обязательно. И учти: тебе придется остаться до утра.
– С удовольствием!
– Но давай заранее договоримся, что ты исполнишь все, что я скажу.
– Ба! Ты меня заинтриговала…
– Гло, я учитываю твой скептический ум, твое умение все анализировать…
– Я пойду на все ради избавления от еженощного кровавого видения!
– Тогда жду.
– До встречи, Ба!
– До встречи! Но помни: ты обещала слушаться меня во всем.
– Как в детстве…
– Да, ты всегда отличалась в лучшую сторону от своей взбалмошной мамочки.
– Старалась походить на тебя.
– Ох, и подлиза ты.
– Немного…
– Гло, днем слишком не напрягайся. У тебя будет очень тяжелая ночь.
– Оказывается, за настоящую любовь приходится дорого платить с первого дня…
– Чем дороже, тем лучше.
– Целую!
Озабоченная повышенной секретностью и небывалой таинственностью слов Гранд Маман влюбленная аспирантка отправилась принимать контрастный душ.
4. Спасительная бессонница
Глория Дюбуа снова легла в постель, но уснуть так и не смогла.
Может быть, оттого, что боялась снова погрузиться в кровавые ужасы межрелигиозной резни, а может, – от небывалого ощущения, которое заставляло как-то по-иному биться сердце и даже изменило ритм дыхания.
Умом аспирантка понимала: это просто элементарная биохимия.
Но так не хотелось думать, что такое серьезное и трепетное чувство, как человеческая любовь, – всего лишь набор определенных молекул…
Глория покинула смятую постель, в которой еще ни разу не было мужчины.
Аспирантка решила больше не пытаться уснуть и распахнула окно.
Похоже, затяжное ненастье сменится погожими днями.
Третья неделя сентября выдалась в Луизиане непривычно ненастной.
Ливень за ливнем.
А в среду четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.
Тучи рассосались еще ночью, и, как только забрезжил рассвет, стало ясно, что день обещает выдаться прекрасным.
Глория включила компьютер и бегло прошлась по интернетным закладкам.
Аспирантка, кроме информации о розах и достижениях генетики, собирала все, что касалось Варфоломеевской ночи.
Но ни картины маслом, ни акварели, ни гравюры, ни офорты, ни иллюстрации к романам, ни фильмы не могли сравниться с тем, что она испытала сегодняшней ночью.
Во сне было самое страшное: эффект присутствия и невозможность закрыть глаза или отвернуться от убийств и насилия, от крови, спермы, ран, невыносимых страданий…
А чего стоила сцена, когда юной Глории Дюбуа, прародительнице, грозила мучительная смерть!
Откуда-то из ночного тумана возник агрессивный тип в плаще цвета свежей крови, а за ним вломился громила с ломом наперевес.
Разглядев на ломе ошметки чьих-то мозгов и прилипшую рыжую прядь женских волос, обе Глории Дюбуа синхронно завопили.
Но аспирантка, мгновенно выпавшая из кошмарного сна и наяву взмокшая от ледяного пота, была уверена, что кричала гораздо сильней и отчаяннее, чем юная гугенотка.
Глория, чтобы отвлечься от навязчивых воспоминаний кошмарного ночного шоу, подошла к окну.
Грядущий семейный ритуал в родовом поместье манил, радовал и пугал одновременно.
Глория подняла жалюзи.
Впрочем, если Ма и Ба правы, то нейронный ужас должен сигнализировать о приходе настоящей любви.
Любви, которую пришлось так долго ждать.
Глория смотрела на кампус, в одном из бунгало которого, еще ни о чем не подозревая, крепко спал ее избранник.
– Надеюсь, кареглазый ведет строго холостяцкий образ жизни, – сказала Глория своему еле заметному на стекле отражению. – И не предается сексуальным оргиям с развратными студиозусами обоего пола.
Пытаясь справиться с неожиданно нахлынувшим новым чувством – ревностью, Глория отправилась на кухню выпить что-нибудь горячее и крепкое, но без сахара, кофеина и алкоголя.
Третья неделя сентября выдалась в Батон-Руже, столице штата Луизиана, непривычно ненастной.
Ливень за ливнем.
А в среду четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.
Тучи рассосались еще ночью, и, как только забрезжил рассвет, стало ясно, что день обещает выдаться прекрасным.
Тем более что варфоломеевские ночные кошмары канули в небытие вместе с ночным беззвездьем, а любовь, первая любовь, – осталась.
5. Неравный обмен
Звонок из Франции не застал мечтательную аспирантку врасплох.
– Ма, какая погода в Париже?
– Вполне сносная.
– Так, Ма, рассказывай, чем тебя удивил голландец.
– Естественно, букетом.
– Всего лишь!..
Дочь пыталась иронией понизить значение успехов матери.
Мать сочла нужным не заметить саркастической реплики.
