– написано было сверху красными буквами. А ниже буквы были зелёные, жёлтые и оранжевые.
С бесплатным тортом
В кондитерской Ковригсена
Ровно в шесть часов
Вход по бесплатным билетам
Тёплый сок – за дополнительную плату
– А о театре ничего не сказано, – удивился Простодурсен.
– Конечно, не сказано. Пронырсен не любит театр. Зато любит всё бесплатное и очень любит вкусно поесть, а денег не платить.
– У-у.
Они шагали по лесу вслед за новым днём, который перебудил уже всех птиц и убрал с неба луну и звёзды – припас их для великого театрального вечера.
Вскоре они услышали стук топора. Пронырсен колол дрова позади норы.
Октава пришпилила большой плакат прямо на дверь в нору. А два поменьше Простодурсен с Утёнком повесили на большую берёзу напротив.
– Так он точно увидит, – сказала Октава.
– Да, наверняка мимо не пройдёт, – ответил Простодурсен. – А куда Утёнок подевался?
Опять куда-то залез небось, неугомонный. А им бы лучше уйти, пока Пронырсен не вернулся. Он может рассердиться, что на его красивую дверь наляпали плакат.
– Утёнок! – тихо позвал Простодурсен.
Они поискали в вереске вокруг себя. Странно: Утёнок никогда не вёл себя так тихо, чтобы его приходилось искать.
– Давай помолчим. Может, мы его услышим? – предложил Простодурсен.
– Проныра – в попе дыра! – услышали они. – Обманули дурачка на четыре кулачка!
Они заглянули за угол. Пронырсен прекратил работать и рассматривал что-то в траве. А там прыгал и дразнился Утёнок.
– Думаешь бесплатно тортика поесть? А мы тебя раз – и к стулу приклеим!
– Фуф, – фыркнул Пронырсен. – Да что ты говоришь!
– А вот сам увидишь, какие мы хитренькие! Ковригсен со Сдобсеном такой клей варят – о-го-го! Не удастся тебе из театра сбежать!
– О-о, – тихо простонал Простодурсен.
А Утёнок и не думал униматься.
– А ты пойди почитай афишу у себя на двери! Как придёшь, так в клейстере и завязнешь!
– Что ты такое болтаешь? – строго спросил Простодурсен. – И почему ты в таком тоне разговариваешь с нашим Пронырсеном? – добавил он ещё строже, вынимая Утёнка из травы.
– Так вот вы что придумали… Фуф ты, – сказал Пронырсен.
– Не слушай ты Утёнка! Мало ли что эти малыши наболтают.
– Как это? – возмутился Утёнок. – Вы сами говорили, что придётся его приклеить!
Простодурсен запихал Утёнка поглубже в карман. Пронырсен стоял, опершись о топор, и хохотал.
Как всё ужасно получилось. Кто мог подумать, что Утёнок такая трепушка!
– Ладно, – сказал Простодурсен. – Пойдём мы, пожалуй.
Октава наблюдала за ними из-за берёзы. «Не снять ли нам афиши?» – подумала она, но снять не успела, потому что надо было быстро уносить ноги.
Они зашли к Простодурсену, чтобы всё-таки позавтракать.
Октава стояла посреди комнаты с довольно-таки несчастным видом.
– С ними сладу нет, с утятами этими, – сказал Простодурсен.
– Ещё бы! – гордо откликнулся Утёнок. – Потому что мы живые, весёлые и неугомонные.
– В загранице, – сказала Октава, – люди сами ломятся в театры. Они наряжаются, даже если собираются только сидеть и смотреть. Более того, они платят за вход. Большие толпы людей. И сидят терпеливо, потом хлопают, потом встают и ещё хлопают. Это мне Сдобсен рассказал.
– У нас тут не совсем заграница, – осторожно напомнил Простодурсен.
– Это точно. У нас один Пронырсен мог бы спектакль смотреть, так и он не придёт теперь.
– Ты же повесила афиши, – напомнил Утёнок. – Значит, публика придёт.
– Наверно, не надо никакого театра, – сказала Октава. – Проще всем залезть под одеяло и ждать весну.
– Не-ет! – запротестовал Простодурсен.
Ему очень хотелось побыть принцем. И он ждал своего волшебного поцелуя.
Он резко отодвинул тарелку. И заметил, что Утёнок внимательно на них смотрит, и у него уже дрожит клюв.
Новый день приступил к сбору тумана. И даже подсыпал солнца. Но пока день ещё не очень годился для большого осеннего праздника.
Они вышли из дому и побрели к Ковригсену. Надо было рассказать клееварам, что Утёнок выболтал их план.
И вдруг в небе у них над головой раздался шум. Что-то так странно захлопало, что они задрали головы посмотреть.
Это оказалась мамаша-утка, улетевшая на юг. Она опустилась в канаву Простодурсена вместе с гусыней и бакланом.
– Что? – изумился Простодурсен. – Разве уже весна?
– Нет, весны нет, – ответила утка. – Этот юг оказался не по нам. Так что мы летим домой, в своё милое старое море, охолонуться. Но, пролетая тут над берёзой, увидели красивую афишу. У вас будет осенний праздник?
– А ты боялась! – сказал Утёнок Октаве. – Где афиша, там сразу зритель толпой.
– Будет, да, – ответила Октава. – Ещё как будет! Мы вас приглашаем!
– Мы бы с удовольствием, только нам сперва отдохнуть надо, – ответила мамаша-утка. – Мы давно летим.
– И принарядиться на праздник, – добавил баклан.
– Да, это не помешает, – поддакнула гусыня.
Они получили в своё распоряжение весь дом Простодурсена. Здесь топилась печка и было много пудинга – на случай если они проголодаются.
Перед пекарней Ковригсен и Сдобсен мешали какое-то варево на лопате. Они наконец-то нашли рецепт клея, который их вроде устроил. И ещё не знали, что Утёнок растрепал Пронырсену их секрет. Но теперь их ввели в курс дела. И рассказали, что на спектакле ожидаются трое редких гостей птичьего племени.
– Всё к лучшему, – кивнул Ковригсен. – Тогда нам не надо ломать голову, как потом отдирать Пронырсена от стула.
Он шагнул в пекарню, держа наперевес лопату с клеем, но не увидел ничего, что бы можно было склеить. Тогда он решительно выбросил клей в окошко, вырубленное в горе: в него пролезал в пекарню весь свет с улицы.
– С этой бедой разобрались, – сказал Ковригсен. – Теперь помогите мне доделать праздничный торт – и можем заняться костюмами.
Великий день в приречной стране: Простодурсен скачет верхом на коне…
Вдруг все забегали и заторопились. Мука клубилась вокруг них гуще тумана. Утёнок в пять секунд сделался не зелёным, а белым. Он стоял на скамейке и отщипывал от большого марципанового бруска кусочки, а Ковригсен лепил из них розочки. Простодурсен взбивал крем, подсыпая в него всё самое вкусное и прекрасное из баночек, скляночек и коробочек. Октава и Сдобсен посреди пекарни вымешивали тесто на будущие коржи. И все, конечно, снимали пробу со своей работы. Даже Ковригсен, хотя он любуется на это день и ночь и для него торт – самое обычное дело.
