Раффлз внимательно посмотрел на меня и загадочно улыбнулся. Затем он прошелся туда-сюда по комнате, задумчиво потирая подбородок. После недолгого молчания он произнес:
– Ну хорошо, Зайчонок, теперь я уже не вижу смысла скрывать от тебя и вторую причину, по которой я не хотел посвящать тебя во все свои планы. Ты помнишь наш разговор после того, как я вернулся со званого ужина в честь Розенталя?
– Конечно, помню, – ответил я.
– Так вот, – продолжил Раффлз, – тогда я сказал, что эти бриллианты просто околдовали меня. Однако спустя пару дней произошло событие, после которого они превратились в какую-то навязчивую идею, и с тех пор они с каждым днем все сильнее влекут меня к себе, словно какие-то магниты. Вот тогда я окончательно решил, что должен, просто обязан завладеть ими во что бы то ни стало. Дело в том, что эти камни околдовали не меня одного.
– Вот как?! – удивленно воскликнул я. – Выходит, за ними охотится кто-то еще?
– Да нет, что ты, Зайчонок! – рассмеялся Раффлз. – Это очень маловероятно, хотя… я думаю, что нельзя исключать и такую возможность.
– Это еще почему? – поинтересовался я.
– Да потому, – сказал Раффлз, – что эти камни с незапамятных времен являются предметом вожделения многих и многих людей. Если даже десятая часть того, что я услышал о них, правда, то и тогда…
– Что услышал, когда, где?! – не выдержал я. – Послушай, Раффлз, перестань ходить вокруг да около! Честное слово, все твои тайны и какие-то неясные намеки уже начинают мне надоедать!
– Ладно, дорогой мой Зайчонок, – согласился он, – и вправду, с моей стороны совсем не по-дружески продолжать держать тебя в неведении. Сейчас я расскажу тебе о той памятной встрече, и ты поймешь главную причину моей одержимости этими бриллиантами.
– Какая встреча, с кем? – не понял я.
– Спокойствие, мой друг, спокойствие, – произнес Раффлз. – Разговор нам предстоит довольно долгий, так что наберись терпения.
Он прошел на помост и принес оттуда два стула, поставив их рядом с мольбертом, из которого он соорудил импровизированный столик.
– Чтобы у нас не пересохло в горле, – предложил он, – выпьем-ка мы с тобой по стаканчику.
Раффлз открыл шкаф с реквизитом и извлек оттуда початую бутылку виски, два стакана и сифон. Он поставил все это на столик, затем вернулся к шкафу и достал из внутреннего кармана висевшего там плаща пару листов бумаги с какими-то записями.
– Что это? – поинтересовался я.
– Это заметки, которые я набросал по памяти после той встречи, – сказал Раффлз, поудобнее устраиваясь на стуле. – Я стану время от времени в них заглядывать, потому что боюсь запутаться.
– Так вот, – начал он, разливая виски по бокалам и разбавляя его содовой из сифона, – через пару дней после ужина в «Старой Богемии» я зашел пообедать в свой любимый ресторанчик на Пикадилли. Не успел я войти и как следует оглядеться, как ко мне подбежал какой-то весьма благообразный старичок. Я не сразу узнал его, но потом вспомнил, что видел его на банкете в честь Розенталя. Этот старик буквально затащил меня за свой столик и начал что-то сбивчиво рассказывать. По его горящим глазам я сразу понял, что ему не терпится поделиться с кем-то своими мыслями и предположениями. Он назвался мистером Пульманом, профессором истории Лондонского университета. Едва сдерживая охватившее его возбуждение, он выпалил, что совершил потрясающее открытие. На мой осторожный вопрос, что же это за открытие, он ответил, что ни много ни мало разгадал загадку бриллиантов, которыми направо и налево щеголяет и хвастает Розенталь. Представляешь, Зайчонок, выложить такое чуть ли не первому встречному! На это способны лишь помешанные фанатики ученые!
По словам этого Пульмана, – продолжил Раффлз, отхлебнув из бокала и закурив сигарету, – камушки, которые Розенталь выставляет напоказ, на самом деле являются знаменитыми алмазами царицы Савской, или так называемыми «Соломоновыми камнями». В ученом мире ни на минуту не стихают яростные споры о том, существуют ли они в действительности и существовали ли вообще когда-нибудь, поскольку их происхождение и история окутаны таким количеством легенд, преданий и домыслов, что мало кому под силу в них разобраться.
Раффлз зашелестел бумагами, лежавшими у него на коленях.
– Дорогой мой Зайчонок, из школьного курса истории и, разумеется, из катехизиса, ты, наверное, помнишь, что в конце десятого века до нашей эры Иерусалимским царством правил великий царь Соломон. Помимо всего прочего, он прославился еще и тем, что без боя, с помощью хитроумных уловок присоединил к своим владениям царство Сабы.
– Кое-что помню, конечно, но весьма смутно, – признался я.
– Так вот, чтобы как-то отстоять свои земли и решить дело миром, к Соломону прибыла царица Савская по имени Билкис. Но Соломону удалось совершенно очаровать владычицу Сабы, и она добровольно согласилась на все его условия, после чего савские земли стали частью Иерусалимского царства. В знак примирения пораженный красотой царицы Соломон преподнес ей великое множество подарков, главным из которых являлась дивной красоты брошь о двух лиловых алмазах. С тех давних пор они и стали именоваться «алмазами царицы Савской».
– Послушай-ка, Раффлз, – перебил его я, – а разве эта царица Савская не стала женой Соломона?
– Ну что ты, Зайчонок, конечно, нет, – рассмеялся он. – Это одно из самых распространенных заблуждений. Дело в том, что у Соломона было семьсот жен и триста наложниц, к тому же он намеренно отказался от женитьбы на Билкис, чтобы править Сабой как полновластный владыка, а не царствовать там как муж царицы.
– И что же было дальше? – с интересом спросил я.
– А дальше вот что, – снова зашуршал бумагами Раффлз. – Не прошло и пяти лет со смерти царя Соломона, как правитель Египта ливиец Шешонк, гордо именовавший себя фараоном, вторгся в Иерусалимское царство, покорил его и разорил его столицу. Под властью Египта оказалась и Саба. Произошло это в 925 году до нашей эры, после чего, очевидно, лиловые алмазы перевезли в египетские Фивы вместе с остальной добычей. Там они пробыли очень долго, без малого шестьсот лет. Нескончаемой чередой сменялись правители одного из древнейших государств – ливийские, эфиопские, ассирийские, – пока наконец Египет не захватили персы, сделав его одной из своих сатрапий, то есть провинцией или колонией. Все это время алмазы продолжали оставаться священной реликвией Египта.
– Подожди-ка, Раффлз, – снова прервал его я. – Вот ты говоришь – персы. Это с ними воевал Александр Македонский?
– Совершенно верно, – кивнул он. – Во время войны с Персией Александр Великий в 332 году до нашей эры разбил на реке Ниле тамошнего «фараона» Артаксеркса Третьего и овладел Египтом. В честь своей триумфальной победы он повелел заложить город Александрию и сделать его столицей своей будущей империи. Вполне возможно, что Македонский знал историю «Соломоновых камней» и, вероятнее всего, приказал отправить их из Фив в Александрию в свою сокровищницу. Но Александру не суждено было стать повелителем мира. Через девять лет он умер от лихорадки, и его на первый взгляд нерушимая империя стала разваливаться буквально на глазах. Правителем Египта сделался один из родственников Александра, Птолемей, основавший свою правящую династию.
