Бховани Патхок простился с ней и вышел со двора. В лесу его дожидался высокий широкоплечий человек с аккуратно подстриженной квадратной бородкой.
— Ронгорадж? — удивился Бховани. — Ты здесь зачем?
— Пришел за вами, — ответил Ронгорадж. — А как вы сами здесь оказались?
— Я, кажется, нашел того, кого искал все эти годы.
— Нет, рани.
— А чего их искать? Английский король уже тут как тут. В Калькутте, говорят, Гастингс вовсю старается для него. Ловко орудует.
— Нам нужен другой король. Ты ведь знаешь, кого я имею в виду.
— Готовым такого не найдешь. Его надо сотворить. Бог создает железо, а человек выковывает из него меч. Кажется, я нашел хорошую сталь, теперь пять лет буду ее обрабатывать. А ты проследи, чтобы ни один мужчина, кроме меня, не заходил в этот дом. Помни, она молода и красива.
— Слушаюсь. А теперь о моем деле. Я пришел к вам сообщить, что на днях люди сборщика налогов разграбили Ронджонпур.
— Ну что ж, тогда мы почистим его контору и вернем потерпевшим все то, что у них отобрали. Деревенские помогут нам?
— Надеюсь, что помогут, — ответил Ронгорадж.
13
Бховани Патхок выполнил свое обещание. Он прислал к Профулле двух женщин, поручив одной из них — ее звали Мать Гобры — ходить в деревню на базар, а другой — неотлучно находиться при девушке. Мать Гобры была темна кожей, стара — ей исполнилось семьдесят три — и тута на ухо. Было бы полбеды, если б она совсем не слышала, тогда с ней можно было бы объясняться знаками и никаких недоразумений не возникало бы. Но она частенько одни слова разбирала, а другие — нет, и в результате дело нередко доходило до курьезов. Ее напарница была ей полной противоположностью: молодая, всего лишь лет на семь старше Профуллы, красивая и довольно светлокожая. Они словно дополняли друг друга — одна излучала свет, а другая воплощала тьму.
Мать Гобры молча поклонилась Профулле, сложив ладони в пронаме.
— Тебя как звать? — спросила девушка.
Та промолчала.
— Она плохо слышит, — пояснила молодая. — Все ее зовут Мать Гобры.
— Сколько же у тебя детей, Мать Гобры? — снова обратилась к ней Профулла.
— Так, конечно, хорошо, когда человек добрый, — ответила та. — Как же иначе?
Профулла покачала головой.
— Ты какой касты? — поинтересовалась она.
— Да, на базар могу ходить часто, — невозмутимо заявила старуха. — Когда пошлешь, тогда и пойду.
— Я спрашиваю тебя, ты кто такая?
— А зачем тебе другая? Я одна со всем управлюсь. Вот только два дела мне не под силу.
— Какие же? — полюбопытствовала девушка.
У старухи неожиданно прорезался слух.
— Какие? Не могу воду носить — поясница у меня слабая — и стирать. Придется тебе тут самой постараться.
— А остальное все сможешь? — спросила Профулла.
— Посуду мыть тоже должна будешь ты.
— Ладно. А ты-то что делать будешь?
— Да вот еще, мести дом и обмазывать стены я тоже не гожусь.
— А чем же ты станешь заниматься? — удивилась Профулла.
— Как чем? Всем, чем прикажешь. Фитиль для светильника могу свернуть, воду из кувшина вылить, лист грязный, как поем, выброшу. А главное — за покупками ходить стану.
— А считать ты умеешь?
— Да ведь я старая, мать моя, глухая и соображаю плохо, куда уж мне! Но ты не беспокойся. Что мне ни дашь, все истрачу Тут уж тебе обижаться на меня не придется, можешь мне поверить.
— Ну, видно, и впрямь другой такой способной, как ты, не найти, — заметила Профулла.
— А ты и не ищи, мать моя, — ответила Мать Гобры. — Не беспокойся о других, думай лучше о себе.
— А тебя как зовут? — обратилась девушка к молодой женщине.
— Не знаю, — вздохнула та.
— Как не знаешь? — улыбнулась Профулла. — Ведь дали же тебе родители какое-то имя?
— Может быть, и дали, — согласилась женщина. — Да мне оно неизвестно.
— Как же это так?
— Меня украли у отца с матерью еще ребенком, я совсем несмышленышем была.
— Вот как! Но ведь потом тебя как-то называли?
— О да, меня звали по-разному.
— И как же?
— Как? Ну, например, Постылая, Несчастная, Бедняга, Грязнуля…
— Кто меня называет постылой, сам постылый, — неожиданно вмешалась Мать Гобры. Она снова было оглохла, однако стоило произнести знакомые слова, как старуха сразу обрела слух. — Кто ругает несчастной, сам несчастный, а кто обзывает «бесплодной» — сам бесплодный.
— Я не говорила «бесплодная», — засмеялась молодая.
— Говорила или нет — не важно, — сердито проворчала старуха. — Да и почему тебе не сказать?
— Не волнуйся, — со смехом успокоила ее женщина с неизвестным именем. — Мы обо мне говорили, а не о тебе.
— Значит, не обо мне? — обрадовалась Мать Гобры. — Ну тогда продолжайте, беседуйте себе на здоровье. Ты, мать моя, не обращай на нее внимания, — наставительно заметила она Профулле. — Очень уж бойка на язык эта брахманка. Но ты не сердись.
Такая резкая смена настроений старухи — переход от яростной самозащиты к великодушной снисходительности — позабавила ее слушательниц.
— Значит, ты брахманка? — спросила Профулла молодую незнакомку. — Что же ты мне сразу не сказала? Я ведь не совершила тебе пронам!
Она встала и поклонилась ей, поднеся сложенные ладони к груди.
Женщина благословила ее и сказала:
— Отец у меня действительно, говорят, брахман, но я не жена брахмана.
— Почему? — удивилась Профулла.
— Не нашлось, видно, его для меня, — невесело пошутила новая подруга.
— Значит, тебя не выдали замуж? — догадалась девушка. — Как же так?
— Тех, кого крадут в детстве, замуж не выдают, — объяснила ей собеседница.
— И ты по-прежнему живешь у своих похитителей?
— Нет, они потом продали меня одному радже.
— Почему же он не позаботился о тебе?
— Сын раджи собирался пристроить меня, да только свадьба должна была быть тайной.
— Он сам имел на тебя виды? — сообразила Профулла.
— Этого я тоже до времени не могу сказать тебе, — уклонилась от ответа ее собеседница.
— Что же произошло с тобой потом?
— Я поняла его замысел и сбежала.
— А потом?
