В Выборгском дворце культуры был в то время замечательный городской фотоклуб очень высокого уровня. Из его стен вышло несколько профессиональных фотожурналистов и несколько кинооператоров.
На одном из клубных мероприятий зашел разговор о том, что можно снимать, а что нельзя. Присутствующие рассказывали о своих конфликтах с милицией в связи с фотосъемкой.
Особенно мне запомнилась следующая история. Член фотоклуба остановился у здания Эрмитажа на Дворцовой площади и захотел что-то сфотографировать. Тут же к нему подошел милиционер и сказал:
— Гражданин! Здесь фотографировать запрещено!
— Ну как же? Сюда приезжает много иностранцев, и все они с фотоаппаратами. Почему же нам-то нельзя фотографировать?
— Вы знаете. Кто говорит, что нельзя снимать, кто говорит, что можно. Лучше нельзя.
— Ну разрешите, пожалуйста. Здесь же ничего, кроме старинной архитектуры, нет.
— Знаете, что я Вам посоветую: Вы пройдите к другому концу Зимнего дворца — там участок другого милиционера. Может быть, он и разрешит. А на моем участке лучше не надо!
Теперь случай, который был лично со мной. Шел я как-то с фотоаппаратом по Греческому проспекту и дошел до 2-й Советской улицы, где стоит детская поликлиника. Она в то время капитально ремонтировалась. Мое внимание привлек огромный котел с битумом, который разогревался на костре. Из него валил дым. Все это напоминало котел сказочной ведьмы. Я решил это снять и стал настраивать аппаратуру.
Тут откуда ни возьмись, как из-под земли передо мной вырос милиционер. Он грозно сказал:
— Гражданин! Кто Вам разрешил фотографировать строящийся объект!?
Никольское кладбище Александро-Невской лавры. Ленинград. 1981 г.
Никольское кладбище Александро-Невской лавры в Ленинграде. 1981 г.
Я, хотя и опешил, но не растерялся:
— Во-первых, это не объект, а детская поликлиника! И, во-вторых, она не строящаяся, а ремонтируемая!
Милиционер почесал в затылке и меня отпустил, но снимать в этот день мне уже ничего не хотелось.
Коммунисты боялись не только визуальной информации, но и звуковой. Мало кто знает, что во время Великой Отечественной войны все радиоприемники у населения были отняты. Наличие в доме радиоприемника (не репродуктора!) каралось смертной казнью. В гитлеровской Германии приемники у населения не отнимались. После войны приемники, конечно, вернули, но их нужно было обязательно регистрировать на почте. В середине 50-х регистрацию отменили.
В дальнейшей моей жизни мне очень многое хотелось сфотографировать. Например, очереди за туалетной бумагой. Но я всегда боялся, что передо мной вновь вырастет этот милиционер или «сознательный» советский гражданин, которых было очень много, или «искусствовед в штатском», и никогда больше не искушал свою судьбу.
Так под руководством коммунистов сплавляли лес по рекам. Река Оять. Волховский район Ленинградской области. 1973 г.
Поездки за границу
Это очень большая тема, можно много говорить об этом, но я напишу в основном только о своем опыте.
Главная проблема была — получить выездную визу и загранпаспорт. Сейчас вообще нет понятия выездной визы (если ты не уголовник и не связан с секретами) — езжай куда хочешь, никто тебя не держит. Совсем иначе было при коммунистах: мы жили в таком «раю», что открой двери — из него бы все разбежались, как из концлагеря. Именно для этого была построена Берлинская стена — чтобы не убегали. Поэтому за границу выпускали только тех, кто, по их мнению, не убежит, правда, они не любили это слово и писали «не останется».
Главным документом для выезда была характеристика-рекомендация с места работы. Там писалось, каким достойным и надежным человеком является товарищ имярек и в конце резюме, что профком, партком (в независимости от партийности человека) и администрация предприятия рекомендуют его в такую-то страну с такой-то целью. Причем подписи под этим документом никогда не ставились автоматически, а только после заседания профкома, а затем парткома в присутствии виновника торжества, которому мог быть задан любой каверзный вопрос. Руководитель предприятия тоже не сразу ставил свою подпись, а только посоветовавшись с кем надо.
Если хотел съездить в капиталистическую страну, сразу туда не выпустят. Нужно сперва съездить в страну социалистическую, там тебя проверят, посмотрят, как ты ведешь себя за границей. Причем соцстраны тоже были двух разрядов: сперва довольно легко выпускали в Болгарию или Монголию — там для советского человека почти не было никаких соблазнов. После этого с опаской могли разрешить поездку в ГДР или Польшу. С большой неохотой выпускали к проклятым империалистам, здесь обязательно нужно было оставить за себя заложника — мужа или жену, а лучше всего ребенка. Ведь не каждый родитель сбежит, оставив здесь сына или дочь.
Но, видно, даже такое сито не всегда «срабатывало». К 80-м годам стали требовать не просто рекомендацию, а поручительство. Однажды я видел такой документ на столе у секретаря парткома киностудии. Один наш режиссер хотел съездить не в туристскую поездку, а в гости в ГДР, а это для властей совсем опасно — ведь человек будет находиться без присмотра и контроля со стороны! В характеристике было указано, что гражданин такой-то уже был в туристских поездках в Болгарию и Польшу и никакого компрометирующего его материала или сведений о недостойном поведении за границей не имеется. Поэтому профком, партком и администрация ручаются за товарища имярек и берут на себя за него ответственность.
Прочтя это, мне стало противно. Насколько же это унизительно, когда за нормального взрослого человека, который сам должен за себя отвечать, кто-то должен ручаться, как за маленького ребенка, и брать на поруки, как преступника. Впрочем, у коммунистов любой человек — потенциальный преступник. У меня надолго пропала охота оформлять документы для выезда за границу.
Но основная, разрешающая поездку инстанция — это, конечно, КГБ. Чтобы получить от них разрешение, требовалось несколько месяцев. Разумеется, чтобы просмотреть досье человека и проверить, правильно ли он все указал в анкете, так много времени не нужно. Оно нужно, чтобы установить за человеком слежку с обязательным прослушиванием его телефона, а сколько времени потребуется, чтобы дать заключение о благонадежности человека, бывает по-разному.
Один мой знакомый долго этого ждал и, наконец, сказал:
— Все. Скоро дадут.
